[9]
Потолок был покрыт плазменными панелями, замаскированными под цельное зеркало, в котором он отражался целиком. По периметру располагались лампы с интеллектуальными датчиками освещенности. Закинув руки за голову, Чак закрыл глаза, и свет плавно поутих.
Человек с закрытыми глазами не спал, он мучительно вспоминал свое далекое прошлое, детство и юность: единственное кристально чистое, абсолютно искреннее время своей, как ему казалось, бессмысленной жизни. "Где же ты, мама? Родной дом? Первая любовь? Лучший друг?" - он так и не вспомнил, но не сдался.
Здесь, уже несколько лет, в одном из многочисленных ящичков его нового стола, хранилось то, что могло помочь.
У Чака было всё. Каждая новая задача решалась четко, а цель достигалась легко и непринужденно. Именно так, как он решил для себя еще в молодости. Он всегда хорошо чувствовал, когда шел наперекор уготовленной ему судьбы: в такие моменты он был на лезвии ножа, на волосок от гибели или полного краха. Но не сдавался и выживал, как слащавый голливудский герой в нашумевшем и быстро забывшемся боевике. Только это была жизнь.
Он почувствовал дрожь сначала в коленях, потом - в руках. "Первая настоящая дрожь за полвека. Не плохо, старик," - прошептали его губы. Прибор, который он надел на голову, слегка светился в полумраке кабинета.
Указательным пальцем правой руки человек нащупал маленькую шероховатую кнопку, располагающуюся напротив затылка. А левой рукой вцепился в подлокотник трона. Он слабо верил в то, что все получится.
Надежда есть всегда. Дрожь исчезла, и в полной тишине роскошного кабинета раздался щелчок.
Чака нашли мертвым через пару часов. Его тело лежало на полу, обеими руками он держался за сердце. А губы навечно застыли в остывшей улыбке. На следующий день все газеты вышли с заголовками: “Скоропостижно скончался самый богатый человек Земли”, “У него было все, но он никогда не считал себя счастливым: прихоть, или правда?”.
Через три дня его забыли, как забывают второстепенных героев в скучных высокобюджетных фильмах, потому что их никогда не жалко.
Маленький человечек вцепился во что-то теплое и мягкое. Пахло молоком и мамой. Он еще совсем плохо видел – лишь различал силуэты и пытался запоминать цвета – но сразу узнал знакомые черты родного дома. Внезапно прорвавшийся смешной скрип старых досок, из которых был сколочен пол, вызвал в нем добрый, счастливый смех. Так может смеяться лишь тот, кто вновь стал маленьким ребенком.
