Форумы Архив » Свалка Фан рассказы (старое, по 14.06.11)

Когда в ответ на долгий настойчивый звонок дверь так и не открылась, радость оттого, что мы все-таки дошли, в миг испарилась. Звякнул ключ, Радий крикнул в тишину сумрачного коридора: «Мам!» и забежал внутрь. Комнаты были пусты, только пылинки заплясали при нашем появлении в луче света, и вот мы уже – посреди кухни. На чисто протертом столе, в центре – листок бумаги. День записок какой-то. Аккуратные буквы на фоне бледно сиреневых клеточек сообщали: «Тема, я решила наконец съездить к Марине, может, еще зайду в магазин, так что буду ближе к вечеру. Кушай борщ, в морозильнике есть пельмени. Пока-пока!» Разжав пальцы, так что записка спланировала обратно на стол, Радий опустился на табурет и ладонями в виски уперся.
- И где Марина живет? – это я спросил в надежде услышать что-нибудь про бабушку-соседку, которой Радиева мама помогает по хозяйству.
- На Оболони, - медленно произнес Радий. – Это ее лучшая подруга. Мать все жаловалась, как они с ней видятся редко.
- На Оболони? Да, не близкий свет по нынешним меркам. Оп-па… Погоди… Так ведь Оболонь – это как раз с той стороны, с которой…
Радий так глянул на меня, что я поспешил заткнуться. Уж он-то, конечно, в курсе, с какой стороны находиться Оболонь. Именно с той, где за пределами города среди разнообразных ПГТ простирается Каневское водохранилище. А за ним, подальше на северо-запад, располагается странное место, еще недавно ограничивающееся районом Припяти и Чернобыля. В 2006 году, после непонятного «преображения», когда на заброшенных территориях появились артефакты и аномалии, Зона внезапно расширилась. С того момента ее площадь сохраняла относительную стабильность. Но если здесь, посреди Киева, не отдельный самостоятельный филиал (что вряд ли), то значит, границы Зоны опять «скакнули». И не слабо. По крайней мере, точка сбора – Республиканский стадион – находится не со стороны Чернобыля, а с противоположной. Получается, что все до какой-то линии - и Каневское, и пригород, и несколько районов (интересно, сколько?) -превратилось в сплошную дурацкую страну дурацких чудес?
- Неужели, - спрашиваю, - Зона отхватила себе такой огромный кусок? От Чернобыля до Киева?
- Эппл, я что, похож на ясновидящего? Да? Ты ко мне со всеми вопросами теперь обращаться будешь?!
Так, ясно, лучше Радия сейчас не трогать.
Порывисто поднявшись с табурета, он направился в свою комнату, а я потащился за ним. Как-то нехорошо мне было после той проклятой отключки, хоть голова и успокоилась маленько. Вдруг че-нить серьезное? Как до МЧС-ников доберемся, надо будет к врачу сходить. Радий тем временем врубил комп и телевизор. Электричество, представьте, еще не сдохло, но телек передавал одни помехи. Зато телефон был глух и нем, а с ним вместе – и Интернет. Эх, попали мы с модемом! Интернет сейчас пришелся бы очень кстати. Узнать бы, где по Киеву проходит граница Зоны. И какого хрена она вообще здесь делает?
Тут Радий на меня посмотрел и слишком уж спокойно говорит:
- Пит, я вещи буду собирать, а ты отдыхай. Поешь, если хочешь. Квартира, вроде, чистая, но долго лучше в этом районе не задерживаться.
Быстро отвернулся и к шкафу направился.
- Радий, - сказал я в ссутулившуюся спину, - ты что, на Оболонь решил идти?
Молчаливый кивок.
На самом деле, я не особо сомневался в ответе. И все-таки оказался к нему не готов.
Ой, блин.
Похоже, я сказал это вслух, потому что Радий дернул головой, по-прежнему не глядя на меня:
- Ничего, доберусь как-нибудь. Сюда же вот добрался.
- Эт куда ж переть-то! День, между прочим, не бесконечный. К тому же, идти придется прямо к…
Да, в том-то и дело. Прямо к эпицентру. В сторону той, изначальной, Зоны. Потому то Радия и колбасит. Мать его с утречка отправилась именно туда, откуда надо б держаться как можно дальше. Тут Радий обеими ладонями – хлоп по шкафу:
- Хватит уже! Заткнись, Пит, ладно?
Сижу, думаю. Главное вот что: в состоянии ли мы Тамаре Станиславовне (это так маму Радия зовут) реально чем-нибудь помочь? Правдивый ответ, наверное, такой: а как повезет. Если она не ударилась в панику и не выбежала не улицу – наверное, да. Она про Зону знает только их новостей и газет, то есть – довольно схематически. Можно попытаться ее до точки сбора проводить. Только это ж чуть не пол города придется чухать, если с Оболони! А ведь здесь теперь не город, здесь – Зона… В общем, если еще честнее отвечать, то ясно: шансов маловато. Добраться до спасателей гораздо реальнее. Республиканский стадион, правда, тоже ой-ой-ой где. Но, возможно, есть еще лагерь поближе к Подолу. Так что – гуд бай, Зона. Снова пройтись по нормальной улице, узнать новости, родителям позвонить. Это аномалии сбивают сигнал, а там – обычный мир. Благословенный обычный мир, где по дороге можно просто идти безо всяких гаек. Где «карусель» - это веселый аттракцион, а «холодец» - вкусная штука, которую в нашей семье готовят на каждый Новый год! Значит, решено.
- Радий, - обратился я к фигуре, остервенело потрошащей вещевой шкаф. – Я иду с тобой.
- Что ты сказал?
Действительно, думаю. Что я сказал?
- Сказал, собирайся шустрее. Нам еще нехилое расстояние надо сегодня отмотать.
- Пит… Ты не обязан. Это… это опасно. На самом деле.
- Заткнись, Радий, ладно?
На несколько секунд он перестал владеть своим лицом. Вы когда-нибудь видели Радия с глазами на мокром месте? «Ні, синку, це фантастика!» Вот и я не видел. Он кивнул (типа, ну, как знаешь) и просто ринулся в свой шкаф.
А я решил его советом воспользоваться, в смысле отдыха. Устроился на диване под пледом. Радий себе чего-то шебуршится, тело наслаждается покоем. Вот и чудненько. Можно, наконец, нормально подумать, впервые за весь этот бешеный день.
Первое, о чем я нормально подумал, было: блииин, чего ж я учудил? Нам теперь обоим – толстенький пушной зверек. Так и вижу его: усами поводит и скалится злорадно. Хорошая, конечно, тетка Тамара Станиславовна. Только не в ней дело. Радий… Конечно, жалко его стало. В одиночку, да без сноровки… Не далеко бы он ушел, скорее всего. Но ведь и это – не главное. Себя я пожалел, себя, любимого. Вот добрался бы я до стадиона. Палатки, спасатели, медики, в руках – чашка с чем-нибудь горячим и тарелка с едой, на плечах – одеяло. А в голове – мысли. Я – тут, он – там…Живой, нет? От Зоны еще можно уйти, а от этого? Особенно, если бы он… если бы его… Ладно. Теперь – будь, что будет. Хрень сплошная творится. Эх, знать бы, что стряслось. Похоже, Зона все-таки опять «взорвалась». Во второй раз.
Тут у Радия что-то так грохнулось на пол, что я даже высунулся из своего уютного кокона.
- Спи давай, - зашипел Радий, балансируя на табуретке возле верхней полки шкафа-купе. – Восстанавливай силы.
- Поспишь тут, - буркнул я, отворачиваясь.
Около стенки на кровати лежал какой-то женский роман в переплете с изображением томной красавицы и мужественного красавца. На лицах у обоих просматривался отпечаток легкой невменяемости – наверное, художник имел в виду страсть. А, это радиева мама такое любит. Мысли мои плавно переключились на Тамару Станиславовну. Интересно, где она сейчас? И что думает по поводу происходящего вокруг?
Я лично заметил: молодые ребята легче приняли информацию об изменениях в Зоне, информацию, которая несколько лет назад обрушилась на нас шквалом. Тогда это стало шоком для всей планеты. А представьте, каково было нам тут, в Киеве? Чуды-юды разные – это хорошо, но только не под боком. Так вот молодежь в ситуацию въехала, а те, кто старше – не очень. Многие до сих пор, не смотря на многочисленные факты, считают аномальные «новообразования» Зоны не то плодом фантазии сбрендивших шоуменов, не то измышлениями правительства, пытающегося сокрыть какие-то свои грязные делишки (например, захоронение иностранных ядерных отходов)… Ну, и другие варианты активно рассматриваются. Так или иначе, мне кажется, что у нового поколения шансов выжить в Зоне больше. Потому что мы гибче, что ли. Понимаем, что «воронка» или «карусель» - не оптические иллюзии, и картина нашего мира от этого не рушится на корню. Э, что там! Сами знаете, сколько среди нас фанатов «Времени З»! (З – значит Зоны). Актуальная игруха. И то, что многие места там правдиво описаны, это не ложь. Артефакты, аномалии – все, почти как в реале. Сам убедился. Есть, конечно, и элемент творческого вымысла, как же без этого. Ну, а если хочешь все «взаправду» - пожалуйста, руки в ноги и вперед. «Я бы в сталкеры пошел, пусть меня научат»…
Да, сталкеры… Сторожат военные Зону, сторожат, а их почему-то все больше. Хотя, в принципе, никакого секрета тут нет. Блокпосты, кордоны – там все свой процент с хабара имеют. Дело-то прибыльное, если ноги, конечно, унесешь. Нет, я понимаю: артефакты – это деньги, причем такие, какие фиг заработаешь в другом месте за короткий срок. (По крайней мере, более или менее честным путем). Но я лично все равно не думаю, что именно из-за этого, денег то есть, человек вдруг решает в сталкеры податься. Уходит туда, скажем, сто парней, а возвращается, тем более с чем-нибудь ценным, - двадцать-тридцать. Тут еще подумаешь, идти или нет. Я лично считаю, что у сталкеров – настоящих, которые почти все время в Зоне сидят – какой-то винтик в голове отсутствует. Тот, который за тягу к нормальной жизни отвечает. А может, наоборот, один лишний вкручен. В общем, я бы сталкером быть не хотел. На хрен, извините, деньги, если потратить их не успеешь? Даже если выживешь, ролики с шариками могут устроить форменный конфликт прерываний. Говорят, они, сталкеры, постепенно теряют связь с окружающим Зону миром. Вот есть у них бабки, а им ничего не хочется. Скорей бы только назад… Покруче любого наркотика будет. Радий, правда, так не думает. С удовольствием сталкером бы заделался. Вот и сбылась его мечта. Гы-гы.
А вот еще интересно: что же все-таки артефакты собой представляют? Что-то я про это уже читал… Мусор от пикника… который на обочине…
В таком ключе я надумал целую кучу добротных мыслей, и даже был уже близок к полезному и умному выводу, когда кто-то потряс меня за плечо.
- Просыпайся, Пит! Обедать будем.
С этими словами Радий удалился на кухню, откуда доносился запах варящихся пельменей. Не смотря на гадости, которых я сегодня в избытке насмотрелся, сразу же захотелось есть. В коридоре мое внимание привлек огромный баул, в котором я признал рюкзак Радия. С изумлением оглядел я туго скатанный спальник, аккуратно пристроенный сверху, и привязанный снизу металлический чайник. Что я там плел про кресло-качалку и все вещи из шкафа? Похоже, он беззастенчиво украл мои лучшие идеи! Разве что – чуток подкорректировал. Хотя, по правде говоря, что-что, а собираться он умеет. Радий, в отличие от меня, увлекался туризмом. Походный образ жизни, мать его: полусырая еда, бухалово вокруг костра и много-много дней без полноценного Интернета! На этой неблагоприятной почве с Радием и приключились две страсти его жизни: Зона и, конечно же, Аня.
- Ну, ты идешь? – голосу мелодично аккомпанировали позвякивание посуды и уютное посапывание закипающего чайника.
- Ага! Жрать охота!
Пока мы уплетали пельмени с тарелок в затейливых цветочках, за стеклами снова раздался рокот и громкоговоритель с вертолета оповестил всех о чрезвычайном положении. Только для обитателей Подола точкой сбора была объявлена площадь Арсенальная. Точно, подтвердились мои догадки. Только что уж теперь… Радий быстро глянул на то, как я мужественно игнорирую вертушку и ее соблазны, и произнес:
- Часть Клова, Липки, Центр, Подол, Оболонь. Татарка, может быть. Это как минимум.
Я невесело кивнул. Прямая на карте города между точками «Арсенальная – Республиканский стадион» отчеркивала до фига районов. Районов, захваченных Зоной.
На небе тем временем снова появилось солнце. Луч, уперевшийся в стол между нами, падал косо и имел подозрительный золотисто-розовый оттенок. Мы одновременно посмотрели на часы: почти пять. Оба-на! Так и до заката недалеко. Решили, что когда (если) мы дойдем до Оболони, будем устраиваться на ночлег там. Не выгонит же нас Марина по темноте в Зону. О том, что будет, если квартира просто окажется запертой, и если Тамару Станиславовну не удастся найти, старались не думать.
Нужно было поторапливаться.
Пока привыкший к порядку Радий спешно мыл посуду, я вернулся к компу. Оказалось, что тот занят перебрасыванием файлов на КПК. Не удержавшись, я заглянул в этот, так сказать, виртуальный рюкзак. Ясное дело, он был собран не менее тщательно. Конечно, все о Зоне – это раз. Хобби, это два: книги Стругацких и немного музыки, в основном - Крематорий. Три – фотки, их я не смотрел. А еще – книжка из универского курса по основам медицинский знаний.
- Радий, - сказал я, когда тот появился в дверях, - я тут полюбопытствовал… На фига тебе вот это, последнее?! Или ты решил, что педагогика – все-таки не твое, и решил наконец поступить в медицинский?
- Так, - уклончиво ответил Радий. – На всякий случай. Не понравилось чувствовать себя… совсем уж беспомощным.
Отключил КПК и погасил комп.
Когда мы вошли в коридор и одели свою «сбрую», в открытой двери кухни я увидел такой же чистый, как и до нашего появления, стол с одиноким тетрадным листком четко по середине. Новая записка. На этот раз – радиевой маме. Знать бы только, кто ее прочтет?
Уже открыв дверь, Радий остановился и тихо сказал:
- Спасибо, Пит.
Молча протиснувшись мимо него, я первым вышел в подъезд, показавшийся неожиданно пустым и гулким. Когда мы спустились на нижнюю площадку, одна из дверей внезапно отворилась и оттуда выглянула заплаканная старушка.
- Сынки! – тихо всхлипнула она. – Сыночки! Это что ж творится-то вокруг? Нечисть какая-то разбушевалась, спаси Господи! – и она быстро перекрестилась. – Вертолет вот прилетал, сказали, на Арсенальную надо идти. Только как туда идти, если на улицу и нос высунуть страшно? Вы, часом, не туда?
- Вы вот что, Полина Степановна, - тревожно сказал Радий, - собирайтесь пока. Сами никуда не ходите. Мы лично совсем в другую сторону идем, но, может…
- В другую сторону? Куда ж вы… пропадете вы там…
Пока старушка не начала плакать, я потянул Радия вниз, приговаривая на ходу:
- Подождите, бабушка, и не никуда не выходите! Мы сейчас!
Ссыпавшись вниз, мы переглянулись. Посмотрели на солнце, уже начавшее свой путь к земле. Блин. Только этого не хватало. Переведите бабушку через дорогу, уступите место мамаше с дитем, снимите с дерева кошку – и тогда вы попадете на следующий уровень!
- Ну, и че делать? – спрашиваю тоскливо. Но ответ нашелся сам собой.
- Федя! – внезапно заорал Радий и принялся размахивать руками. – Слышь, Федя! Петренко!
Смотрю, парень какой-то по дороге осторожно так идет, «воронку» обходит.
- Здорово, - крикнул и рукой помахал.
Как подошел, Радий к нему:
- Ты как, нормально? А много тут еще людей из нашего дома осталось, не знаешь?
Федя пожал необъятными плечами:
- Вообще, не мало. Хотя большинство уже дернуло, конечно. Остальные подтягиваются в соседний двор. Я тоже сейчас за Дашкой - и туда. Вижу, вы уже собралось, так что топайте за угол и направо, к лавочкам.
- Не, - Радий замотал головой. – Мы не на Арсенальную.
- Чего так? – удивился громила.
- Надо. Ну, вышло так. Слушай, забери Полину Степановну, которая из двадцать девятой квартиры, ладно? А то она одна живет, ей и пойти-то не с кем.
- А, помню. Чего ж не забрать. Зря вы со всеми не хотите, целее были бы. Ну, бывайте! Поосторожнее там!
- Спасибо! Удачи!
И, попрощавшись с богатырским Федей, мы двинулись по Константиновской улице на Оболонь.
После отдыха в расслабляющих домашних условиях выйти во враждебную среду было - как натянуть на себя только снятую промокшую и холодную одежду.
Старинные подольские улочки почти совсем опустели. Только небольшие группы людей периодически попадались нам навстречу, некоторые провожали нас взглядом. Один мужик в очках крикнул что-то издали, выразительно тыча пальцем в сторону Арсенальной, но мы в ответ только головами помотали.
Возможно, мне только показалось, но аномалии здесь встречались реже, чем в центре. Мы легко обошли «воронку» и «карусель»; посомневались перед «жаркой», но все-таки миновали ее благополучно, бросив на дорогу одну из бигудей Тамары Станиславовны, которые Радий изъял в качестве болтов.
К счастью, тел на земле точно было меньше. Правда, в районе пересечения Верхнего вала и Волосской на наших глазах какая-то девчонка вляпалась в «трамплин». Ей повезло гораздо меньше, чем болонке. На тротуар и ближайшее к ней дерево плеснуло красным, закричали те, кто шел с ней вместе. Мы поспешно отвернулись, малодушно радуясь тому, что все это происходило не особенно близко.
А вот при повороте на Щекавицкую отвести глаза не удалось. На рельсах, всего в паре метров от Константиновской, стоял красно-желтый трамвайчик. Два вагона, закругленные окошки. Обычный трамвай, мы прошли уже не один такой, брошенный на путях, пустой и с открытыми дверями. Только у этого двери были закрыты. Закрыты наглухо, и все пассажиры находились внутри. Несколько человек сидели, запрокинув головы или, наоборот, уронив их на грудь. Некоторые привалились к стеклу. Очевидно, были еще другие, на полу. Никто не шевелился. Прямо под сцеплением вагонов, хищно вцепившись в оба из них, извивалась и искрила «электра». Светящиеся змеи разрядов взлетали по колесам, скользили по поверхности трамвая, оплетали тела. Это были молнии, бьющие снизу вверх. И бьющие метко.
- …! – хрипло вскрикнул Радий и отшатнулся.
Я судорожно сглотнул, чувствуя, что пельмени просятся на выход.
Пятясь и спотыкаясь, мы обошли это место под потрескивание и тихое шипение «электры». Не считая этих звуков, вокруг было непривычно тихо.
Молчали долго.
- Они там так и остались… все, - слова проскребли по моему горлу, как наждак. – Никто не вышел.
- Им даже не смогли открыть дверь, - бесцветно сказал Радий. – Хуже всего пришлось тем, кто не погиб сразу…
И вот тут-то нас едва не засосало в «воронку».
Ее было не видно, понимаете? Абсолютно. Конечно, мы еще не совсем оклемались после этого трамвая, но нормальную аномалию (если можно так выразиться) все равно бы заметили. «Воронка» активировалась где-то метрах в девяти и резко дернула нас к себе, как приколист – кошелек на ниточке. Гадкая минута была: делаешь шаг – и тебя что-то начинает всмактывать. Хорошо еще, что на пути оказался автомобиль. Тяжелый такой, типа «джип». Так вот нас подтащило и прямо в него – чвак! Распластались мы на нагретом металле, а махина дрожит, но не поддается. Прямо над ухом оглушительно сигнализация завывает. Если бы машина была полегче или «воронка» поближе – все, каюк нам был бы, точно говорю. В общем, пере… очень перенервничали мы, пока «воронка» не успокоилась.
Она просто схлопнулась – пустая, голодная. Мы еще на всякий случай подождали – вдруг прикидывается. Потом отлипли от автомобиля аккуратно. И пошли дальше, сделав вокруг невидимой аномалии солидный круг.
А солнце тем временем тоже на месте не стояло. Небо над нами было тревожным, рваным. Серо-синие облака как будто снаряды продырявили, и из дыр на улицы лился пронзительный такой оранжевый свет. В этих лучах дома и деревья стояли, как ярко подсвеченные декорации. Окна пустых квартир горели огнем, зато тени были контрастно темными, почти черными.
Глянул я на часы – ё-мое, уже седьмой час.
- Радий, - говорю, - так и стемнеет скоро. Мы тогда аномалий ни фига не заметим.
Он нахмурился, еще одну бигудину швыранул и отвечает:
- Думаю, в темноте идти нельзя, это – верный трындец. Может, где и заночевать придется. Что скажешь?
- А че тут скажешь-то? Давай скорее, пока светло, а там – время покажет.
Эт я не ошибся. Показало. Да еще – такую, знаете, интересную часть тела.
Ну так вот, прибавили мы ходу, хотя с рюкзаками это не очень просто оказалось. Я-то еще ничего, а вот Радия, по логике, рюкзачина должна была просто перевешивать, потому что он – как в анекдоте: сильный, но легкий. Наверное, у него не получилось сальто назад только из-за исключительно тяжелых мыслей в голове, которые и обеспечивали равновесие. В общем, топали мы не очень чтобы быстро, но настырно. С Константиновской свернули направо, обошли «жарку», «трамплин» и вышли на улицу Электриков. Ту самую, по которой уже граница Оболонского района проходит. Место относительно пустынное, вокруг – чего-то промышленное, склады разные, жилья нет. И людей тоже не видно. Нигде никого.
Чем дальше мы шли, тем больше мне это не нравилось.
- Слушай, - спрашиваю, - где все-то? Почему это с Оболони никто не чешет? Путь-то прямой, короткий.
Радий плечами нервно пожал и - мрачно-мрачно так:
- Скоро узнаем.

На повороте мы остановились. Дорога заворачивала на остров Рыбачий, а нам нужно было прямо, через пустырь. Солнце из оранжевого стало алым, облака зрительно потяжелели на несколько килограммов. Справа унылые пыльные строения покрылись черно-красными полосами, а пустырь ощетинился зарослями такого же полосатого бурьяна и чахлых кустов. Между растительностью просматривались кучки разнообразного мусора (думаю, там будут и другие, еще менее аппетитные), битые кирпичи и куски арматуры, а кое-где нал этим всем расплавлено дрожал воздух и кружились листья. Сходить с дороги не хотелось. Но не делать же из-за этого офигительный крюк? Решившись, мы двинулись вперед – туда, где за пустырем и железкой находилась станция «Петровка», от которой и тянулся длиннющий Оболонский проспект. Едва под ногами хрустнула сухая грязная трава, как со стороны Рыбачьего донесся какой-то шум. Крутанувшись на месте, я увидел вдали несколько человеческих фигур, которые энергично размахивали руками и что-то кричали. Разобрать с такого расстояния слова было невозможно, однако сильно смахивало на то, что нас призывают остановиться. Мы с тревогой переглянулись, пытаясь сообразить, как поступить.
Маленькое блестящее солнце слева от нас с опаской ощупывало угловатый урбанистический горизонт.
Справа, довольно далеко, были люди, которые хотели что-то нам сообщить, может быть, что-то важное. Но также может быть, что они просто думали, что мы заблудились и идем не туда.
- Пит, че они орут там, не слышишь?
- Не понятно. Подождать их, что ли?
- И че делать потом будем? Сейчас каждая минута на счету. Не станем же мы прямо тут, посреди дороги, на ночлег устраиваться.
- Блин. А вдруг, это серьезное чего? – Я посмотрел на полыхающий закат. – Ладно. Тогда пойдем, че ли?
- Да лучше бы пойти. Время поджимает.
Ну, мы и пошли.
Почва была неровной, какие-то колючки цеплялись за джинсы, так что несколько раз я чуть не сверзился под весом своего рюкзака. Под башмаками хрустело битое стекло и шелестели старые обертки. Через пару метров Радий встал, как вкопанный, и уставился в какую-то точку впереди. Я моргнул, напрягая глаза, и заметил легкую голубоватую дымку, которая лениво шевелилась сантиметрах в двадцати над поверхностью земли.
- Это еще чего? – спрашиваю, но Радий только напряженно пялится вперед, а потом - молча вытаскивает бигудину (как оказалось, последнюю) и легонечко бросает по направлению к непонятному сгустку тумана. И тут происходит вот что. Дымка приходит в движение и шустро кидается на добычу, хватает ее и внезапно выбрасывает во все стороны плети полупрозрачных щупалец. С изумлением вижу, как одно из них проскальзывает мимо моей ноги, притормаживает – и начинает тянуться к ней. Я отскакиваю, а тонна на спине пытается свалить меня на землю, но я восстанавливаю равновесие и бегу. Выдираюсь из когтей гравитации, все-таки спотыкаюсь и обдираю ладони, но подрываюсь и несусь дальше, пока легкие не начинают рваться. Падаю на колени, опираясь на дрожащие руки. Не чем дышать – всю грудную клетку заняло сердце. Перед глазами плавают разноцветные круги. Но проходят секунды – и я понимаю, что живой. Ничего не обвивает меня за ногу и не тянет к себе в пасть. Точно: вот оно, в стороне – шарится над травой, как слабовидящее привидение. Потеряло след. В паре метров от себя замечаю задыхающегося Радия и ползу к нему. Какое-то время мы просто валяемся в пыльном бурьяне рядом с проржавевшей печкой и гнилым матрасом, а потом Радий дрожащим голосом говорит:
- Блин… Эппл, оно нас почти достало. Ты как?
- Н-ниче так. Нормально. Солнце…
Солнце, конечно, опустилось еще ниже. Глянули мы на него и не без труда поднялись на ноги. Оказалось, что люди на Электриков тоже застряли. Вроде, «карусель» пытались обходить, а может, другую какую аномалию, не поймешь – далеко все-таки. Глянули в другую сторону, на Петровку. Сердце нехорошо екнуло. Прямо за железкой начиналось болото этого тумана, который нас только что не сожрал. А там, где должен быть знаменитый книжный рынок… Я протер глаза.
- Пит, ты видишь это?
Ага, значит, мне не показалось.
- Вижу, только ни фига не понимаю.
- Этого там точно раньше не было. Я сюда всего на прошлой неделе приезжал. Ничего даже отдаленно похожего не наблюдалось!
Это уж точно. Откуда на Петровке то ли скалы, то ли руины собора? И почему между ними что-то движется? Кажется, мы все-таки попали.
На Киев опускался вечер.
- Радий… Что-то надо делать.
Он затравленно посмотрел на меня:
- Люди со стороны Рыбачьего прошли, может, там пробьемся?
- Давай.
Когда мы поравнялись с неизвестными, только обогнувшими свою «карусель», от дороги нас отделяло значительное расстояние. Было слышно, что они советуют нам вернуться, упоминая туман и показывая почему-то на небо. Мы помахали им (движение, уже ставшее почти привычным) и пошли дальше к железной дороге. Когда станция осталась намного левее, а солнце уже наполовину спряталось за крышами далеких домов, мы встали на блестящие рельсы. На западе слоистое небо заходилось в цветистой агонии гибнущего дня. Восток растворился в темноте, лишь кое-где прореженной городскими огнями. Пустырь остался позади. А прямо перед нами, застилая базарные лотки, курился подвижный зыбкий туман. Впрочем, он не стелился сплошным ковром, а состоял из отдельных сгустков, между которыми, в принципе, можно было пройти. Если очень повезет. Если еще не стемнеет. Если… Я тряхнул головой и шагнул со шпал.
Поначалу все шло нормально. Мы осторожно пробирались по территории петровского вещевого рынка, стараясь не приближаться к книжному, где определенно творилось что-то не то. Брошенные лотки с товаром, втоптанные в грязь вещи на асфальте, пустота и разорение – все это наводило на мысль, что мы случайно пропустили конец света. Сгустки тумана шевелились не так далеко, как хотелось бы, но путь был открыт. Пока его не перекрыла «электра». Расплескивая мертвенный электрический свет, она отрезала нам дорогу вперед, вынуждая повернуть налево, в сторону станции «Петровка». В сторону непонятных руин и движения быстрых теней… Солнце садилось. Может быть, нам еще удастся обойти книжный рынок? Закусив губу, я двинулся по единственно открытой сейчас дороге. Радий молча шел рядом. С каждым гаснущим лучом мы на шаг приближались к станции. Туман теснил нас, и вот – с последним отсветом заката мы ступили на Оболонский проспект. Слева, на месте, где недавно торговали книгами и много чем еще, туман то поднимался замедленными гейзерами, то опадал, подчиняясь какому-то внутреннему ритму. И там, за этими гейзерами, горбатились в сумерках неведомые строения, смутные силуэты которых казались слишком изломанными и вместе с тем – слишком плавными, чтобы быть реальностью. А проспект впереди погружался во мглу. Он был забит стоящими в полном беспорядке автомобилями. Кое-где продолжали верещать сигнализации, и звук этот пилил взвинченные нервы похлеще ножовки. Людей видно не было.
Радий посмотрел на меня. В его взгляде читались тоска и вина.
- Не надо, - быстро сказал я. – Ничего не говори. Мы можем переночевать в какой-нибудь машине. Почти все они открыты. Главное выбрать безопасную, пока хоть чего-нибудь видно.
Мне самому полегчало, так все гладко и правильно выговорилось. Так, как будто дела наши обстоят совсем неплохо, как будто мы просто переждем – и еще прорвемся… Я увидел, как потеплел Радий, и уже почти поверил себе сам, когда вой сигнализаций перекрыл новый звук. Это был шелест десятков крыльев. Резко обернулись. Со стороны книжного рынка по темнеющему небу быстро подлетала стая каких-то птиц. Вороны? Возможно, недавно они ими были. Но не теперь. Даже в сумерках было ясно, что эти птицы - порождения Зоны. Ну, вот и встретились.
Резкий тычок, от которого я чуть не падаю. Отчаянный крик Радия: «Бежим!» - и я бегу. Машины своими тяжелыми тушами натыкаются на меня, больно отбрасывают назад. Машины на дороге – они не дадут нам уйти. Того, что я увидел, достаточно, чтобы понять: в кабине или под днищем автомобиля то этого не укрыться. А значит, все бессмысленно, но животный ужас и инстинкт выживания гонят меня вперед. Огромный грузовик перекрывает путь. Врезаюсь в кузов, отталкиваюсь, падаю на легковушку и скатываюсь вниз. Хриплое карканье - совсем рядом. Game over. Нет… Еще нет. Цепляюсь за какой-то бампер, рывком отрываю от асфальта рюкзак. Щеку задевает крыло. Кажется, я кричу. И, наконец, вываливаюсь из-за грузовика. Глаза щурятся от неожиданного сияния. Оно закручивается спиралью, пульсирует и мерцает. Такое мы уже видели – около церкви Миколы Притиського. В спину впиваются острые когти – и в ту же секунду отпускают. Тварь стремительно отлетает в сторону: даже этого слабого света достаточно, чтобы отпугнуть ее. На долго ли? Очевидно, псевдовороны – ночные птицы. В синеватых мертвенных отблесках вижу белое лицо Радия. Успеваю спросить только: «Это телепорт?» Он кивает, и тут птицы снова решают атаковать. В лицо пикирует что-то черное, смертоносное, вцепляется во вскинутую для защиты руку. Я дергаюсь в сторону телепорта, отбиваясь от нападающих тварей. Слышу рассерженный клекот, так несвойственный нормальным воронам, ору зовущему меня Радию «Иду!» и падаю навстречу зеркальному всполоху.
Секунда ослепительного света – и ощутимый удар. Я кубарем куда-то качусь, упорно сражаясь с рюкзаком за право быть сверху. Цепляюсь за что-то – кажется, траву? Кричу сам и слышу, как вопит Радий. Наконец, останавливаюсь, впившись ногтями в землю. И вздрагиваю от оборвавшего радиев голос душераздирающего хруста. Ребра, руки, ноги? Или шея? Отрываю лицо от влажных холодных листьев. Вокруг тихо, глухо и темно. В городе так не бывает. Никогда. Никакого зарева, ни одного огонька. Я просто не смогу его тут найти. Горло зажимают какие-то тиски. Трясущимися руками стягиваю рюкзак и пытаюсь разыскать фонарик.
- Эппл? Ты тут?
От облегчения перехватывает дыхание.
- Блин! Радий! Ты …?
- Я в порядке. Врезался в забор. Тут, кажется, какое-то жилье было. Глянь. Только осторожней там.
И мрак прорезал лучик света, освещая мне путь. Радий, оказывается, был совсем близко. Вытащив наконец свой фонарик, я поковылял к нему. Действительно, моим глазам вскоре предстал ветхий деревянный забор, вернее, то, что от него осталось. Радий нетвердо стоял над горой поломанных досок и смотрел на меня. Я сощурился, когда свет его фонарика упал на мое лицо.
- Пит, - сказал он сдавленно.
Чувствуя растущую боль в ноге, я прохромал еще пару шагов и схватился за его куртку, чтобы не грохнуться на землю. Радий удержал меня, не дав потерять равновесие:
- Тихо, Пит, не падай. Мы живы, ты понял, нет?
- Еще нет, - честно сказал я. – Где мы, интересно?
- В Зоне, - коротко ответил Радий. Информативное сообщение. Эх, надо было ему стать программистом.
Лучи наших фонариков уперлись в покрытую трещинами стену. Покосившийся дом оскалился на свет осколками стекол. Дверь свисала на одной петле. В перилах маленькой, уютной когда-то веранды не хватало перекладин, потолок просел. А перед домиком, прямо над заросшими грядками, змеилась и потрескивала «электра». Так, ясно, туда мы не идем. Посветив вдоль забора, я радостно присвистнул. Кажется, нам повезло. Там стоял сарайчик с навесом, который все еще держался. Под навесом виднелись аккуратные ряды поленьев. Отлично, можно будет развести костер! На тропинке рядом луч выхватил из темноты перевернутые козлы и брошенный топор: видимо, катастрофа застала хозяина за заготовкой дров на зиму.
- Наверное, это место к Зоне отошло в 2006-м, когда она внезапно расширилась. Видишь, тут все более или менее целое.
- Тогда мы где-то на окраине, - развил Радий мою мысль.- Что совсем не плохо.
- Ага, если не считать, что это теперь – окраина центра Зоны…
До сарайчика добирались со всеми предосторожностями, бросая перед собой обломки забора. Большинство аномалий ночью, как известно, не видны. Однако все было чисто. Мы могли бы, в принципе, обследовать дом и устроится с большим комфортом, но рисковать не хотелось. Поэтому ограничились тем, что сбили топором ржавый замок сарая и, кстати, извлекли оттуда канистру бензина. Также в ход пошла найденная там же рваная ветошь, бывшая в прошлой жизни рабочей одеждой. Под навесом на эти лохмотья мы положили спальник и развели посреди дорожки костер, в чем очень помог бензин. Мысль о том, что свет может привлечь нежелательное внимание, нас тогда не посетила. Усевшись на «тронах», кое-как сооруженных из сложенных полешек, мы набросились на свою походную еду, состоящую из консервов и бутербродов. Воду решено было экономить, чтобы оттянуть момент опытной проверки того, радиоактивная она тут, или нет. Трещало дерево, ярко горел согревающий огонь. Сквозь подбирающееся сонное оцепенение я с удивлением понял, что не могу точно припомнить все события дня. Не могу даже с уверенностью сказать, были ли они реальными. Я знал только то, что сижу перед костром и у меня побаливает нога. Под левой коленкой обнаружился огромный синяк. Так, ничего серьезного, просто ушиб, но очень неприятно. Радий молчал, неотрывно глядя в огонь. Его лицо в свете живого пламени было одновременно родным и странно незнакомым. Когда я сказал, что все, не могу, пойду спать, он предложил дежурить по очереди всю ночь и сам вызвался первым. Однако, когда наступил хмурый сероватый день, он застал нас обоих крепко спящими в спальнике перед давно погасшим костром.

Было - не было... Кому какая разница? - думал я выбивая из дороги пыль тяжелыми подошвами сапог. Славные были сапоги - снял их с одного из новобранцев дня этак за три до подписания приказа о демобилизации. Мысли были невеселые. Совсем. Дело даже не в том, что эта сволочь обманула меня, она еще и издевается. Левой рукой я нервно мял распечатанный белоснежный конверт, правая непроизвольно шарила за пазухой, - пальцы рыскали в поисках самодельного "Грача", - ноги, как я уже говорил, спокойно вышагивали по проселочной дороге. Желудок противно заурчал. Бардак! Вот во что меня превратила эта девица. Спокойно.
Я - Герман Гринецкий. В добром здравии и трезвой памяти. Уволенный в запас сержант Российской армии. Гражданин великой страны, в конце-то концов.
- Что мы имеем? - спросил я у высокого майского неба.
Синева отозвалась сиплым тенорком:
- ********** * ** ******, - средних лет человек с жиденькой бороденкой на опухшей физиономии и мутным взглядом, в помятом костюмчике вдруг поведал мне кого и куда бы он имел.
Неожиданно.
Но сей казус не снимал вопроса, что был под номером один на повестке дня сегодняшнего. А сегодня уже двадцать третье. Два года назад под пьяный хор друзей и плачь подруги, провожали меня всем подъездом выполнять свой долг - защищать границы Родины. И только в военкомате, спустя сутки, какой-то вояка с большими звездочками на погонах, которые видимо, предоставляли ему практически неограниченные полномочия, сунул нам бумажки под подпись. Вот, свезло вам, Герман Григоривич! Встали на защиту границ. Но не любимой вами Родины, а некой Зоны Отчуждения.
По службе особо не парились (кроссы при полной выкладке не в счет). Придурков с камерами, что хотели поглазеть на феномен Зоны – остановить. Ну, а особо сильно рвущихся доставить в комендатуру, предварительно дав выше указанным по рогам. Но не суть важно - сейчас о другом.
Итак, факты:
В тот памятный день (да и ночь тоже) двадцать третьего мая 2010 года, ревущая в три ручья красавица клялась в вечной верности, обязала словом - мол, не забудь. Пообещал я, конечно. Далее. Вот на днях приходит весточка от любимой: приглашает на свадьбу. Вот это номер.
Рука, наконец, легла на рифленую рукоять пистолета. Естественно первая мысль, после прочтения письма была: пристрелю обоих, и неважно было у них что-то серьезное или нет. Потом, немного подумав, я решил ответить на него пятиэтажной матной конструкцией, которая тут же рухнула, вытесненная мыслью получше. Нет. Хрен вам. Я выпустил конверт из пальцев, и он, подхваченный теплым ветром, полетел к "колючке". Мягко спикировал на той стороне в жижу непонятного, но вполне ожидаемого содержания. Но вот в чем беда. Не думал я больше ни о конверте, ни о той, чья рука старательно выводила каракули, складывая нужные слова в строки на надушенном листе бумаги, думал я о той стороне.
За время несения моей службы мы не раз отлавливали бродяг, которые совались в Зону. Сам ношу под сердцем шрам от пулевого ранения - память об очередной ловле. Человек в камуфляже, с рюкзаком за плечами и оружием в руках миновал линию периметра, но напоролся на наш патруль. Двоих положил, меня задел. Действовал грамотно, о чем свидетельствуют жертвы стычки, и вполне намеренно пер в Зону. Товарищи по службе рассказывали тогда в госпитале, что при себе странный ходок имел запас еды, воды, спирта, пару непонятных герметичных контейнеров, личную аптечку, несколько пачек патронов к АК и выключенный КПК. Стандартный сталкерский набор, сказал тогда командир роты. Ах да, сталкеры - вот как звали тех ненормальных, что шастали за периметр.
К байкам о Зоне я относился скептически. Вежливо улыбался и кивал тому, кто их травил, давая понять, что принял к сведению. Ну разве можно было поверить в мистические аномальные зоны, в камни с необычными свойствами, которые эти аномалии порождали... Но в конце концов поверил и я. Научные экспедиции, что шныряли не реже тех же сталкеров в Зону, рассказы охранявших их военных сталкеров, еженедельные катаклизмы, которые стали называть выбросами... Короче я поверил, что за периметром творится что-то неладное.
А тем временем солнце клонило свой лик к горизонту. Мысли о промышляющем контингенте по ту строну периметра вытеснили естественные надобности. Снова воззвал желудок, возмущенно пробурчав. Проселочная дорога уткнулась в асфальтированное шоссе, которое огибая небольшой городок, возвращалось, пересекало его вдоль, затем убегало дальше от этих мест. Мне не раз приходилось бывать здесь, убивая часы увольнительной. Вот желтое здание комендатуры, во флигеле которой отсиживались пойманные за периметром сталкеры и просто искатели острых ощущений, вот летнее кафе под тендем с рекламой местного пива, вот популярное питейное заведение, на вывеске которого значилось: "ТОЛЬКО У НАС КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ СЕРВИС ПО СОЦИАЛИСТИЧЕСКИМ ЦЕНАМ", вот продмаг, а вот и автовокзал.
Кассирша, смуглая девица с коровьими глазами и пухлыми губками, повела в мою сторону вздернутым носиком.
- Девушка, - спросил я. - До Киева ближайший рейс когда?
- В шесть утра, солдатик.
- Билет в один в один конец, будьте так любезны.
Вдвое сложив глянцевую бумажку и бережно уложив ее в грудной карман, я стал подумывать, где же мне скоротать время. Решение нашлось сразу - один из баров (тот, в чьей рекламе упоминался капиталистический сервис) работал круглосуточно. отлично.

***
Ситуация была хреновой по самым оптимистичным прикидкам, нормам и взглядам. Изменить ее в лучшую сторону не представлялось возможным, но все же требовалось изобразить видимость деятельности: проверка документов у всех кто шляется по улицам, затем наведаться в бары. Пять минут назад капитану Рыжову сообщили о поимки сталкера. "И вот сейчас я узнаю, что его упустили! Положил канвой и скрылся! Неслыханно! А тем временем уже доложено выше, и начальство ждет от меня теплой посылочки..."
- Старлей!!!
В дверном проеме возникла сухая фигура старшего лейтенанта:
- Вызывали, тов...
- Нет ***! - Рыжов, вплетая в предложения конструкции непечатных слов, изложил суть приказа. Лейтенант нарочито бодро козырнул и поспешил скрыться. - И что б через пару часов ты уже выбивал из этого недобитка показания!
"Хотя если сталкер не олух, то уже махнул за периметр. А, плевать."

***
Медленно, почти в вразвалочку, я спустился по ступеням, что вели непосредственно в главное помещение бара, толкнул дверь.
Пропахшее конопляным и табачным дымом помещение вмещало в себя с десяток столов, застеленных темно-зелеными скатертями, барную стойку, за которой хозяйничал расторопный парнишка по имени Джонни, - до того расторопный, нужно заметить, что без ведома хозяина заведения приторговывал запрещенными курительными смесями, таблетками, и другой синтетикой. Перед стойкой, на высоких стульях, восседали какие-то хмурые мужики, лампа над бильярдным столом время от времени помаргивала, впрочем, не сильно мешая этим паре полупьяных вояк, что царапали зеленое сукно киями, пытаясь разогнать шары. Добрая половина столов была оккупирована посетителями и я, недолго думая, спикировал на свободный стул перед барной стойкой.
- Свободно? - запоздал я с вопросом, почувствовав настороженный взгляд соседа.
Тот кивнул, снова уставился на свою кружку пива. Длинные, до плеч волосы, свисавшие из-под капюшона (интересно, зачем он напялил его в помещении?), не позволяли толком рассмотреть лицо незнакомца.
Да и нахрена мне это?
- Джонни, - обратился я к бармену, вкладывая особый смысл в вопрос. - Есть?
Он слегка кивнул, подкручивая ручку громкости на сабвуфере, который надрывался голосом Брайана Джонсона. Подошел ближе:
- Остались "смех" и "head shot". Извини, конец недели...
- В таком случае мне "окского" и грамм пять "смешного".
- Пивка я, конечно, налью, но, - бармен скривился в виноватой улыбке. - Этой дряни только два грамма. За то head shot'а завались. Не берет ни кто!..
- Джонни, - прервал я его. - Давай эти два грамма "смешного", а хед шот свой - сожги.
Парень шустро сунул два зеленых пакетика между салфеткой и кружкой пива, я же положил рядом купюру приличного достоинства. Обе стороны остались довольны сделкой. Я подхватил выпивку и двинул вглубь зала.
И все-таки подозрителен. Взгляд мой уперся в сутуленную спину того парня. Конечно, вокруг было полно небритых ребят, лакающих пойло, но ни кто из них не бросал столь настороженные взгляды в мой адрес.
Я попытался вспомнить, представить глаза незнакомца. Взгляд колючий, цепкий, но почти насмешливый, будто уставился он на меня по той лишь причине, что я его рассмешил.
Ну, да ладно.
Нужно было где-то заночевать. Здесь искать бесполезно, поэтому я решил выйти на воздух и спросить у какого-нибудь местного помощи в поиске подходящего места.
Темнело. Темнело быстро. Не так, конечно, быстро как приближались ко мне люди в форме при пагонах. С чего бы это? В любом случае взять с меня им решительно не чего. Молодой человек, честно отдавших долг родине. Перед законом моя душа чиста.
Подождите-ка. Нет такого закона… С меня есть, что взять!.. “Грач”!!!
Как-то, патрулируя участок заградительного периметра, я нашел пистолет Ярыгина, именовавшийся в народе “Грачом”. Что с ним делали, перед тем как выбросить, мне оставалось лишь гадать: может быть, в него разрядили обойму из “калаша”, а может быть проехали по нему на тракторе. Пару раз. Все может быть.
Сильно поврежденные детали я вытачивал сам, другие подлатал. К концу лечения “Грач” стрелял так, что дай Бог всякому заводскому – не нарадуешься.
Вот за эту радость меня сейчас и потрогают.
Спокойно.
Я повернулся к военным спиной и спокойно побрел прочь. Смотрел в след убегающему солнцу, закурил. За то, как спокойно я себя вел, учитывая все обстоятельства, мне должны были бы вручить какой-нибудь гребаный Оскар. Напряженно вслушиваясь в доносящийся топот, начинаю паниковать.
- Стой, сталкер!
Поворачивая в подворотню, бегу, не разбирая дороги. Перепрыгиваю набитые мусором пакеты, кучи смердящего хлама.
Сталкер?!
Я - тот бродяга, что промышляет темными делишками за периметром? Похоже, меня с кем-то спутали, и добровольная сдача властям единственный способ выйти из столь абсурдной ситуации.
Хрен там. Я видел своими глазами, что делают с мало-мальски похожим на сталкера человеком, пойманным ночью близ периметра.
“Сперва убедись, что пойманный не мазохист, - с видом заправского лектора объяснял следователь. – За тем ласково так поинтересуйся, а что же забыл господин Хороший в Зоне? Зачем он подвергает свою драгоценную жизнь опасности, способствует распространению заразы за пределы периметра и так далее, - вдруг следователь вскакивал, непременно роняя стул, начинал бурчать страшным голосом. - А потом из кисельного ты должен стать стальным: грозись крутой статьей, Высшими Силами, расстрелом, но не слова о возможности физического воздействия! Далее ты для задержанного снова становишься плюшевым, понимающим, сочувствующим, - рассказчик в этот момент брал карандаш, снова усаживался. – И – БАЦ! – карандаш с хрустом ломался между пальцев. - Даешь ему или по морде или… куда там достанешь. Главное – ошеломить…”
И далее, в общем, бред в таком духе. На своей шкуре проверять действенность подобного метода допроса я не горел желанием. Мягко говоря.
- А что мне еще остается?.. – прошептал я, чувствуя приближающиеся шаги.
Шаги эти меня и доконали. Сорвался я, побежал. Снова между домами. Пересек пару улиц и оказался на пустыре. Примерно гектар выжженной земли был украшен словно последствиями бомбардировки и усыпан немногочисленным строительным хламом. Заканчивался он прямо по курсу зарослями темно-зеленого кустарника. Заросли – это отлично, - вот все, что пришло мне на ум в тот момент. Я бежал к спасительной стене зелени, ощущая приступ животного страха, который в виде куска льда заворочался у меня в желудке и начал орудовать раскаленной спицей в моей голове. Наверняка так чувствует себя зверь, гонимый охотниками, до тех самых пор, пока меткий стрелок не прервет его жизненный путь. Свой Путь я предпочел бы закончить в теплой постели, в окружении любящей супруги и внуков, потому и влетел в колючие заросли на манер медведя. Тут же грянули выстрелы - пули, не щадя растения, искали беглеца. Я попятился дальше, в глубь зарослей, стараясь создавать как можно меньше шума, тем самым надеясь не давать повода стрелкам вновь взяться за оружие. Хотя стреляли-то они больше для отмазки, как мне показалось…

***
"Стреляли больше для отмазки, конечно… Сталкера упустили, за что теперь начальство навестит с банкой вазелина и пожарным шлангом".
- Сержант, доложить на первую линию, что б встречали пациента, - произнес старший лейтенант Теган, уже представляя мучительное объяснение перед капитаном.
- И знал ведь где в Зону лезть, - усмехнулся один из бойцов. – Тут ведь после крайнего прорыва дыры в периметре не залатали, не с руки его ловить будет. Тем более ночь уже.
- Без тебя ясно, - сквозь зубы буркнул Теган.
Луна, со слегка откушенным краем, соблаговолила появиться на беззвездном небосклоне.
Добавить тут было решительно нечего.

***
Что я делаю? Иду, куда глаза глядят, сжимаю рукоять пистолета, который меня едва не погубил, хотя назначение имел прямо противоположное. Я измотан и голоден. Даже не знаю, куда меня занесло.
Нужно вернуться в часть, объяснить ситуацию, “Грача” спрятать. Проще картофельного супа.
- Спокойно, - я почувствовал, как к моему затылку прижимается что-то металлическое. Интуиция подсказала, что это “что-то” стреляет. – Мне нет разницы кто ты, и куда идешь. Ты понимаешь меня?
Я кивнул. Человек, держащий ствол у моей головы был напряжен, поэтому я кивнул. Иначе он бы меня просто пристрелил. Наверное.
- Мэн, - начал я так, как он и просил: спокойно. – Мне нет дела до того кто ты, и куда идешь. Я просто хочу добраться до ближайшего укромного места.
- Стреляли в честь тебя?
Кивок.
- Нам по пути, бродяга. Идешь впереди, дистанция три шага. По сигналу падаешь и перекатываешься влево. Понял?
- Понял.
Я понял, что ничего не понял. Я не понял для чего этому типу заложник, не понял для чего эти меры предосторожности, не понял, почему он понял, что нам по пути… Бред.
Свои себя так не ведут. Хотя, враг бы разговоры не разговаривал - порешил бы тут, да и всех дел.
Я плюнул на эти размышления и просто шагал вперед.
- Эй, братишка, шагай тише. Не по бульвару гуляем все-таки… - донесся шепот из-за спины. – Сейчас направо поверни, шагов десять сделай, далее снова налево и прямо. Больше поворотов не будет.
И снова чувство загнанной дичи. Что это он задумал?
- А ты случаем не педик? – спросил он, спустя какое-то время.
- Слушай, - я начинал потихоньку закипать. Так по нарастающей. – Я вот сейчас не посмотрю, что ты с волыной сзади идешь. За такие предъявы без оснований калечат. Ты знал?
Парень усмехнулся:
- Ты тоже знай: я гемофоб. Что б без недомолвок. А то были прецеденты…
- Понял. Не в претензии.
Не хрена себе, знакомство.
- Ты вот что, - парень вышел из-за моей спины, встал передо мной. – Сейчас идем в одно место. Осталось немного. Там мой напарник ждет. Ты со мной или по своим делам?
- С тобой.
- Дело, - он довольно улыбнулся, смутно мне кого-то напоминая. – Давай за мной.

***
И этим “одним местом” оказался заброшенный дом, в подвале которого сидел хмурый тип с СВД и бутылкой пива. На полу возле ящиков - полупустой вещмешок. На приветствие моего знакомого (парень с винтовкой отзывался на имя “Гера”), он потрепал его за плечо, устно выразил радость встречи, спросил, что я за “кент”.
- Начальник, ты знакомь давай.
Точно, моего ведомого он назвал начальником, хотя отношения у них были дружеские, обращались друг к другу на “ты”.
- Хомяк, я перед тем как лезть за периметр столкнулся с ним. Рассказывай, парень, - последняя фраза была произнесена в мой адрес.
Я почувствовал на себе два пристальных взгляда. Я понял, от чего мне знакомо это лицо. И он меня тоже узнал:
- Да я знаю кто ты! Хомяк, это тот, кто спас сегодня мою шкуру.
- Не, это я спас сегодня твою шкуру. Когда он-то успел? – расхохотался странный тип, прочтя замешательство в моем лице.
Он смеялся, его начальник ему что-то рассказывал или доказывал, а я стоял и понимал, что сплю. И снится мне кошмар.
- Мы в Зоне, да?
Ответом на мой вопрос было торжественное молчание.

***
Да, я в Зоне. Теперь я вне закона.
- Теперь ты вне закона, как и мы, - пояснил очевидное Хомяк. Похоже, начальником все же был он, а не тот, кто привел меня сюда.
- А вы – сталкеры, да?
- Сам догадался? – Гера откинул капюшон. На сталкера, если бы не снаряга, он походил менее всего: взгляд, будто пьяный, узкое лицо без признаков растительности, очевидно свежевыбритое, нос с горбинкой, волосы оформлены в дредлоксы и схвачены во едино резинкой на затылке. А может быть все сталкеры выглядят так? Да нет, врят ли. Его напарника я теперь тоже рассмотрел лучше. Та пара насмешливых глаз была уставлена на меня, выражение лица не разделяло их веселого настроя: тонкие губы застыли в неуверенной улыбке, брови собранны у переносицы – видимо сильно я его озадачил.
- Сядь, поговорим, - предложил Хомяк, пододвигая ящик. – Представься для начала.
- Герман, - принял я тон дружественной беседы, усаживаясь. – Гринецкий, - добавил немного подумав.
- Гера. Хомяков, - он протянул мне руку. – Если останешься с нами, то зови просто Хомяком. Это, левой рукой Гера указал на “начальника”. – Начальник. Да ты не удивляйся. Имена в Зоне себе не выбирают.
Похоже, Хомяк по-своему истолковал маску растерянности, плотно прилипшую к моей физиономии.
- Остаться с вами? – переспросил я. – Стать сталкером?
- А у тебя другие планы? – Начальник будто удивился. – Герман, выйти сейчас из Зоны будет проблематично.
- Весьма! – добавил Хомяк, извлекая бутылочку пива из рюкзака.
- Точно. Вот он – Гера – отбил меня сегодня днем от конвоя. У стен комендатуры. Одного положил, двоих ранил. Тебя не поймали лишь потому, что тебе крупно повезло. Нам повезло. Во время крайнего выброса…
- Да, знаю. Участок периметра накрыли с вертолетов. Мы сквозь него сюда шли?
Начальник кивнул:
- Да. Сегодня наш день. Ведь просто так вот пройти сквозь периметр это тебе не комар чихнул, мы не в двух тысячи шестом…
- А пиво-то теплое, - недовольно буркнул Хомяков. – Сейчас такая шумиха в городе, ой! Сегодня много кто огребет не в свою очередь. Кстати, Герман, откуда, на тебе цвета хаки? Ты случайно не засланный? Пойми меня правильно.
- Я дембельнулся сегодня.
- Так вот, Герман, - продолжил Начальник о “светлых” перспективах. – Давай вот как. Ты с нами в одной связке на время. Через пару дней решишь уйти – не держим.
- Все будет честно, - дополнительно заверил Гера.
Почему-то я им верил. Я неплохо разбираюсь в людях. Впечатление от знакомства с этими парнями у меня сложилось вполне благоприятное. А посему я не видел весомых доводов к даче отрицательного ответа.
- Все два года нам втирали про Зону. Врали, - я вспомнил рожу нашего ротного, который раз за разом повторял на занятиях: “Нормальные люди в Зоне не живут. Сталкеры – нелюди. Каждый подлежит отстрелу”.
- Еще бы, - понимающе кивнул Хомяк. – Ты спрашивай что интересно, ответим. Времени нам до рассвета.
Я задавал вопросы, сталкеры отвечали на них. Конференция о Зоне продолжалась до тех пор, пока я не вспомнил:
- Бумага есть?
- А что? Приспичило? – серьезно спросил Начальник. Не шутит, как я понял.
- Да не, - я извлек пару пакетиков, набитых смесью растительной и синтетической дряни.
- “Смех”, - с видом знатока определил Гера. – Давай, я организую.
Хомяк достал из нагрудного кармана пачку сигарет, распотрошил одну. Табак смешал с содержимым обоих пакетиков прямо на ладони. Затем из недр внутреннего кармана он достал запакованный блант, приступил к скручиванию. Начальник за его действиями наблюдал с кислой миной на лице, явно не одобряя действия товарища.
- Ч-черт, - присовокупил он. – Завязывал бы ты. Кто на этот раз? Лампа?
- Шот здесь не причем, - пробормотал Гера, не отвлекаясь от работы. – Завяжу вовремя. Не боись. Герман, готово. Полетели.
Разговор мы продолжили под новым градусом, потихоньку уничтожая самокрутку. Хомяк спросил:
- Оружие есть?
Я продемонстрировал “Грача”. Сталкер остался доволен увиденным.
- Вещь, - оценил он. – Доберемся до базы, снарядим тебя по-человечески. С одним Ярыгиным много не навоюешь.
- А чем кроме сборов артефактов вы занимаетесь?
Хомяк переглянулся с Начальником, тот укоризненно качнул головой:
- Ты же будешь звать его в отряд, брат. Не темни.
- Отряд, парень, - перешел на задушевный тон Гера. – В Зоне много группировок. Каждый занимается чем-то своим. В основном, все крутится во круг “Долга” и “Свободы”. Первые – солдафоны, мечтающие уничтожить Зону, живущие по уставу, короче одно слово: “долг”. Вторые – анархисты. Мы к ним ближе. Они за мирное сосуществование с Зоной в принципе. Душевные ребята, которые считают, что жить нужно сегодняшним днем. Бери от Зоны все, что она дает и не пытайся повлиять на нее.
- А вот это мудрее, - заметил я, принимая самокрутку. – Воевать с ней бессмысленно, - Начальник одобрительно похлопал меня по плечу. – “Свобода” это жизнерадостные пессимисты, “Долг” – самоотверженные и глупые оптимисты. Кто тут еще обитает?..
Так я и не понял, что нас рассмешило: моя неуклюжая шутка про кланы? Незримая пружина внутри распрямлялась, губы плясали в бешеной улыбке, легкие содрогались в приступе беззвучного хохота. Самокрутка возымела воздействие на организм. Хомяк видимо переносил сие воздействие не в пример лучше меня, хотя и хихикал, как идиот.
- Далее, - шмыгнул он носом и повел рассказ о Зоне: как здесь жить не сладко, но интересно, про аномалии, зверьё, людей…
Через некоторое время я, уже орудуя пластиковой вилкой в банке армейской тушенки, спросил:
- Не пора ли?
Хомяк, опомнившись, отдернул рукав куртки. Положение стрелок на циферблате его, по-видимому, удовлетворило.
- Время рассвета, - произнес он. – Ходу.

Я когда глаза открыл, не сразу врубился, что да как. Сверху – не потолок, а насупленное облачное небо. Все тело ломит, а голова – как будто после жесткой гулянки. Потом дошло: мы в Зоне. Зона вчера «взорвалась». Киев далеко.
- Б-блин…
Ага, это Радий проснулся.
- Доброе утро, - говорю, - последний герой. Доброе утро тебе и таким, как ты…
- Таким, как я, это тебе, что ли? Ё, хреново-то как… Это чего, уже полдень, да? Сколько ж мы продрыхли?!
Действительно, часы показывали двенадцать с копейками. До сих пор мне не понятно, как так вышло, что нас, тепленьких, надолго отрубившихся после длинного первого дня, Зона тогда не убила. Хотелось бы думать, что это было – ну, не случайно, что ли. Что мы не должны были погибнуть. Потому, что нам еще многое надо было сделать и узнать. Потому, что мы не зря сюда попали, и все такое прочее. Только чем дальше, тем больше мне кажется, что мысли эти – полное фуфло. Нет у смерти никаких закономерностей или соображений. Ни моральных, ни наоборот. Она, смерть, только в кино приходит в какие-то особые, переломные моменты, поэтому кажется осмысленной, а иногда даже и красивой. Но на самом деле, она просто нежданно заявляется, и выглядит при этом в лучшем случае неказисто. А в худшем – омерзительно. И еще – как-то туго на деле выходит с выбором, так сказать, подходящего момента. В том смысле, что какой момент ни возьми, он всегда будет самым неподходящим. Ну, для смерти. Только тогда я еще ничего такого не знал.
Тогда мы выбрались из спальника и слегка перекусили. Кофе хотелось неимоверно, просто зверски. Да и чайник имелся… Однако оставаться без воды в таком месте как-то не улыбалось. Звездный час Радия пробил, когда он с загадочной улыбкой достал из своего рюкзака банку, оказавшуюся энергетическим напитком «Non stop». Ну надо же! Любимый напиток сталкеров! Раньше я прикалывался над этим его закосом, ну, под покорителя Зоны, но тут сразу стало ясно: Радий рулит! Как раз то, что доктор прописал. И правда, после энергетика (даже одного на двоих) жить сразу стало веселее.
Решили осмотреть окрестности, а потом – отыскать свой родимый телепорт и все-таки рискнуть, вернуться. Днем птички, скорее всего, не летают. На случай осложнений Радий запасся найденным во дворе металлическим прутом, ну, а я прихватил с собой топор. Неделя русской литературы: почувствуй себя Раскольниковым! «Кто я – тварь дрожащая, или право имею?» Гы-гы. Не смешно.
Для начала обогнули «электру» и зашли в дом. Целых вещей там не было, один мусор. Как это сарай сохранился? На прогнивающем полу валялись осколки стекла, хрустевшие под ногами. Со стен свисали лоскуты обоев. А ведь несколько лет назад здесь пахло едой, работал телевизор, здесь занимались любовью, строили планы, опасались каких-то потерявших всякое значение вещей…
Выйдя наружу, мы пересекли двор и оказались на заросшей деревенской улочке. Вокруг не было ни души. Гоняла по кругу желтые листья, как чаинки в чае, хорошо различимая «карусель». Маревом колыхался и как-то клубился воздух – значит, там «трамплин». Ничего, терпимо. Переглянулись мы и по улочке этой заброшенной почапали. Что б было, что вспомнить. Как же, в самой Зоне побывали, так что ж, слинять и даже по сторонам не позырить? Позырили.
Раньше это была небольшая и не особенно продвинутая деревня. Из тех, где колхоз развалился, молодежь свалила в ближайший город, а из всех радостей жизни остался убогий магазинчик с мухами, местная тетя-самогонщица с тяжелым взглядом, бумажный кулек с семечками и скамейка со сплетнями. Когда все изменилось, большинство жителей деревеньки так никуда и не эвакуировались. Со временем их одежда вылиняла и превратилась в какое-то тряпье, из-под которого теперь выглядывали кости или жуткие такие, мумифицированные коричневые останки. Некоторые лежали посреди дороги, другие – около домов или где-нибудь в огородах. Стены одноэтажных хаток дали крен, крыши ввалились. На месте стекол зияла сырая чернота. Все здесь поросло бурьяном, пожухшим и сникшим к осени. И было тихо. Не лаяли собаки (эт-то нам круто повезло!), не шумели машины, и птицы тоже не пели почему-то. Стремно было. Вот ведь что интересно: правда же – было, а когда начинаешь описывать и хочешь то, что чувствовал, передать, получается совсем не то. Короче, мы медленно так по улочке той шли, а потом повернули к ближайшему дому. Стремно-то оно стремно, но при этом как бы завораживает. Сначала заглянули в большой такой сарай. Когда-то дверь была закрыта снаружи на толстый засов, но еще до нашего прихода его кто-то вытащил. Может, кто на наживу какую-нибудь здесь рассчитывал, не знаю, только, видать, он поздновато явился. Живность, которую там держали, никто на волю не выпустил. А хлев крепкий был, видно. Если и пытались звери его поломать и наружу вырваться, то не смогли. В общем… Ну, думаю, понятно. Почему-то от вида этих костяков в ошметках кожи и шерсти мне почти так же погано сделалось, как и тогда, около трамвая. Хоть и не люди это, а все равно. Вышли мы оттуда поскорее и молча двинули в дом.
Дом был большой, добротный, на пять комнат и кухню. Радий, как вошел, с серьезным к печке направился и стал в нее заглядывать. Ну, ясное дело: тайник искал. Почему-то считается, что все сталкеры питают к печкам особо теплые чувства и прячут именно там свой драгоценный скарб. Может, в память о Емеле. А что? Не иначе, как в той истории с самодвижущейся печкой без крутого артефакта не обошлось! (Ну, или без крутых «колес» для Емели). Но только ничего там, в печке этой, не было, кроме очень старой золы. Радий насупился, типа, только зря время теряем, назад пошли.
И тут, представьте, я нашел тайник. Случайно. Сказать по правде, я в него упал. Доски успели совсем прогнить, и я с воплем провалился по колено под пол. Сначала перепугался, конечно, даже мелькнула дикая такая мысль: попался новой аномалии, которая людей хватает и под землю навсегда утаскивает. А потом, когда успокоился и выбираться стал, ногой чего-то задел. Эх, не забрал неведомый сталкер свое добро вовремя. Лежали в тайничке две банки древней тушенки, покрытая нитями паутины и пылью бутылка водки да несколько промокших бинтов. А еще – некий увесистый сверток. Я как только его в руки взял – сразу понял, что там. Странные это вызвало эмоции: волнение, нетерпение… и, наверное, страх. Не страх даже, а глухое предчувствие неотвратимых и не зависящих от нас перемен. Темных перемен. Затаив дыхание, я развернул промасленную тряпку. И вот он уже у меня в руках - черный, пахнущий смазкой пистолет. Его веская тяжесть, рельеф рукоятки и хищная форма – это было круто. Тогда я первый раз держал настоящее оружие. Раньше часто видел его в играх, по телеку, но это – совершенно не то. Такое, знаете, ощущение возникло… Вот оно – олицетворение непреклонной грубой силы. Вещь, способная за одну короткую секунду положить конец целой человеческой жизни. Не знаю, сколько людей использовали ее раньше. А теперь на курок лег мой палец. Я потом на своем опыте понял, что ответы на все существующие вопросы можно прочесть в долгом черном взгляде ствола. Только никто этого не делает, а если и делает, то не успевает ни с кем поделиться.
Мы стояли посреди полуразрушенного дома, заворожено глядя на черный пистолет. Радий молча протянул руку, и я вложил в нее оружие.
- Это Макаров, - хрипло сказал он.
Через пару минут ощупывания пистолет в его пальцах щелкнул, и в ладони оказалась обойма. Она была полной – восемь патронов. Внезапно я почувствовал себя Горлумом, у которого отобрали его прелесть.
- Дай сюда, - буркнул я, забирая свою находку.
- Эх, везет же придуркам, - сказал Радий с досадой. И хлопнул меня по плечу.
Я примерился к смертоносному предмету и нашел рычажок, взводящий курок. Щелчок предохранителя – и пистолет в моих руках пробудился. Теперь он мог ранить, покалечить или убить. Рука сама собой напряглась и приподнялась. Я стоял и целился в окно, чувствуя, что мое зрение обострилось, а мир резко придвинулся ближе со всеми своими красками и запахами.
- Э, Пит, - предостерегающе сказал Радий.
- Не дрейфь, в тебя не попаду, - перебил я, медленно поводя стволом.
- Да уж, это вряд ли, - теперь в его голосе послышался сарказм. – В том то и дело.
- В чем это? Зависть, особенно по отношению к друзьям, это плохое чувство!
- А эйфория, особенно в таком месте, это смертельно опасное чувство. Ясно?
Я наконец оторвался от окна и посмотрел на Радия:
- Ты это о чем?
- Мне кажется, ты решил, что, если у тебя теперь пистолет, ты и стрелять из него сможешь. Как в шуттере. Только ты – не «мирный ученый» Гордон Фримен, поэтому ни фига не попадешь по цели без тренировки.
- А ты, значит, попадешь?
- И я не попаду, Пит, - Радий мотнул головой. – Оружие – это, конечно, круто, но…
- Блин, Радий, ну зачем ты всегда все так усложняешь? Так что, может, хочешь вообще его выбросить? Пистолет? А?
Радий раздраженно пожал плечами.
- Пит, я одного хочу: не надейся пока особо на эту штуку. Если жить охота, конечно. Вот и все.
Я снова поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в карман.
-Да ладно, никто тут особо и не надеется. Что я, не понимаю, что ли?
Но, сказать по правде, мы оба лукавили. Радий все-таки завидовал, а я все-таки чувствовал себя ковбоем. На этом мы вскорости едва не погорели.
Тем временем пасмурный день подбирался к своему перевальному пункту, после которого начнется спуск в вечернюю влажную муть. Забрав оружие, мы направились обратно к месту нашей ночевки. Снова пересекли двор и, пройдя сквозь дыру в проломленном заборе, завертели головами. Дом стоял на самом краю деревни, под невысоким холмом. По логике, телепорт должен был находиться как раз там. Откуда еще можно было скатиться вниз? И вот смотрим мы на холм, пялимся – а фигушки! Никакого телепорта нет. Мы, конечно, подорвались – и туда. Рыщем, как идиоты, бурьян утюжим. Расслабились, блин! Как будто у нас обратные билеты до Киева уже в кармане лежали! Только вышел облом-с. Телепорт выполнил недопустимую операцию и будет закрыт. Отправить отчет?
- Какой, на хрен, отчет? – орет Радий. – Как мы теперь добираться в город будем?!
А, это я вслух, оказывается, сам с собой базарю.
- Правильно, - говорю, - на хрен отчет! – и на травку усаживаюсь.
Тут Радий как вытращится на меня:
- Ты чего расселся-то? Он тут где-то должен быть! Где-то рядом!
- Но его нет. Ты ж и сам не слепой.
- Да как же нет? Мы что, сюда на ковре-вертолете прилетели? Давай, подними свой зад! Посмотрим еще, может, он где в стороне остался.
- Радий, я кричу тебе: телепорта нет. Нет, понял? Смотри сюда: два следа в траве. Вот и вот. Этот – мой, а тот, который до забора – твой. Видишь? Трава такая помятая. Видишь?
- Ты, может, следопыт? Чингачгук долбанный! Я лично должен в Киев вернуться, должен, ясно тебе? А ты – валяй, оставайся!
И Радий дернул куда-то вдоль забора. Я мрачно встал, но догонять его не пришлось. Проперев несколько метров, Радий тормознул. Постоял. И медленно пошел назад. Отвернувшись от заброшенной деревни, мы сели бок о бок на вершине холма. Радий закусил губу и, прищурившись, уставился на некую особую травинку, торчащую из земли прямо посередине между его тяжелыми башмаками. Да ладно, может, до Оболони уже спасатели добрались, все-таки, второй день. Не могли они целый район так вот бросить. Да и мама у тебя – нормальная, с головой на плечах. Пойдет вместе с другими, уж наверняка, не через Петровку. Вот встретили же мы тех, на улице Электриков. Выбрались они – и мама твоя выберется. Потихонечку, в обход. Так я думал, косо поглядывая на своего друга. Только знал я его слишком хорошо и слишком долго, чтобы затянуть такое вслух. Сидит, щурится. Наверное, повторяет себе эти же слова. Эх, Радий… Никому ведь не известно, кто переживет знакомство с Зоной, а кто – нет. Сказал бы кто – увидим ли мы Киев еще когда-нибудь? А вообще… Нет уж. Даже если больше не увидим, не хочу я этого знать. Особенно, если не увидим.
- На самом деле, так бывает, – скрипуче сказал Радий. – Некоторые аномалии иногда очень… нестабильны. Остальные, как возникнут, потом долго еще не исчезают. У каждого вида аномалий какой-то свой средний срок «жизни». Но есть такие, которые никаких правил не признают. Встречаются редко, зато – необычайно круты.
- Да уж, круты – это точно. Из Киева до Зоны перекинуть – это вам не фигли-мигли всякие. А обратно – хрен. Так что, трындец нам, получается?
Радий криво усмехнулся и полез в нагрудный карман. Вытащил плеер и включил маленькие колонки. Выбрал трек. Далекий голос зазвучал печально и горько в тишине Зоны:
Мусорный ветер, дым из трубы… Плач природы, смех сатаны. А все оттого, что мы любили ловить ветра и разбрасывать камни.
Да, хорошая песня. Одна из любимых песен Радия.
Песочный город, построенный мной, давным-давно смыт волной. Мой взгляд похож на твой: в нем нет ничего, кроме снов и забытого счастья. Дым на небе, дым на земле, вместо людей – машины…
Серо-зеленый горизонт. Тяжелые тучи. Далекий хмурый лес. Одичавшие сады и заросшие сорняками поля. Какие-то руины на отшибе. Теперь это – наш мир.
Мертвые рыбы в иссохшей реке, зловонный зной пустыни…
А ведь раньше здесь было, наверное, довольно симпатичное место. Простор, воздух, лес близко…
Когда голос умолк, Радий все-таки решил мне ответить:
- Может, конечно, и трындец. А может, и нет. Мы теперь с тобой, Пит, все время – на волоске от жизни, сечешь?
- На волоске от…? А, «Бойцовский клуб!» Ну да, ну да. Это там главный, который Бред Пит, сказанул, когда они в машине перевернулись. Помню. Оно, конечно, так. Жизнь в Зоне начинаешь всерьез ценить. По крайней мере, свою.
«Только жизнь здесь ничего не стоит. Жизнь других, но не твоя» - это мы уже хором с Радием затянули. Вообще, у меня ощущение такое странное было, как будто я с мороза или реально голодный чего-то очень крепкого хватанул. Допели мы «Штиль», и чувствую я – если прямо сейчас не встать, так и буду сидеть, пока не стемнеет. А может, и нормально?
- Радий, - говорю, - а давай опять здесь заночуем? Мы уже и дом обследовали, устроимся с комфортом!
- Не, Пит, лучше не надо. В Зоне случаются выбросы, не забыл? Уверен, тут везде легонечко фонит. Нам бы дозиметр и «рад-эвей». - (Это он так про антирадиационные таблетки, в честь одной суперской игры). - Да и воды у нас в обрез. Так что…
- Вот блин… Ладно, пошли тогда, что ли. Наверное, лучше вернуться в деревню и по улице на дорогу выйти. Мне совсем не улыбается по разным буеракам чапать.
Так мы и сделали.
Только на дорогу выбрались, как столкнулись с одной маленькой такой проблемкой: в какую сторону, собственно, надо идти.
- Ну, - говорю, - Радий, давай, рули. Ты ж у нас, как-никак, турист!
Он тоскливо на небо посмотрел, где солнце должно было бы светить, но там только тучи были, и все. Огляделся – мха, по которому стороны света определить можно, тоже не видать. Короче, направление мы выбирали древним магическим способом: по монетке. Решили, что если выпадет «решка», то пойдем налево, а если «орел» – то направо. Монетку бросал Радий – на правах главного туриста. Блестящие золотистые двадцать пять копеек взлетели вверх, перевернулись пару раз и шлепнулись в дорожную пыль. Ага, «орел».
Мне до сих пор интересно, как бы все сложилось, пойди мы в другую сторону.
- Вот, значит, как, - философски изрек Радий, и мы повернули направо.
Странно, что идти по Зоне оказалось даже легче, чем по аномальному Киеву. Главное – никакая гадость не появлялась из ниоткуда прямо у тебя под носом. «Жарок» мы не встретили, а «трамплины», «карусели» и «воронки» неплохо просматривались. Такое положение дел слегка приподняло нам настроение. На выходе из деревни случилось еще одно довольно приятное событие: мы впервые увидели артефакт. Чуть в стороне от дороги, между нами и «воронкой», лежал странный предмет. Я сразу узнал его - по фотографиям, которые в большом количестве у Радия имелись: «выверт». Знаете, про артефакты иногда говорят, что они светятся или там сияют. Так вот: это не совсем настоящий свет. Просто… как будто что-то притягивает твое внимание, цепляет – и ты идешь к нему. Сразу хочется поднять, погладить, в руках повертеть. Притягательная штука. Вот и мы сразу притянулись. Радий – тот вообще чуть не бегом побежал. Я своими глазами видел, как аномалия его к себе дернуть пыталась, слегка так, потому что находилась довольно далеко, но он резко назад шарахнулся и по земле откатился. Поднимается – а глаза опять стеклянные, но счастливые, торжественные даже, и в руках – «выверт». Хотел я его идиотом ругнуть – нарывался-то он по-крупному, еще бы по минному полю побегал, - но посмотрел и раздумал. Артефакт, скажу я вам, странная вещь. Вот «выверт»: ничего-то в нем нет особо красивого. Ну, на камень странный он похож, или на кусок старого дерева. Лежит на ладони – не понятно, что, не понятно, из чего, а на душе приятно. Довольно долго мы его рассматривали, и вообще, как будто в детство впали. «Классно, да?» - «Ага, круто!» «Не, ну ты глянь – настоящий артефакт!» - «Да ты ж, блин, таки заделался сталкером! Как хотел!» - «А то! Кстати, на себя посмотри!» «Вот уж – не мечтал! Поиграть – да, но чтобы взаправду в Зону…» - «Так что, может, тебе «выверт» не нравится? А? А?» - «Не, это прикольная штука, без базара» - и так далее. Вроде как эйфория у нас приключилась, мы смеялись и предавали друг-другу артефакт. Потом, довольные такие, герои, блин, недоделанные, встали и дальше направились.
Не знаю, как это выходит, но иногда у меня чутье какое-то срабатывает - интуиция, говорят. Действительно, сколько себя помню, периодически возникало у меня что-то вроде предчувствия… даже нет. Просто приходила сама собой какая-то информация, мысли или образы, и очень редко все это оказывалось совсем уж лажей.
Так вот, трепимся мы в таком благодушно-приподнятом духе, и по дороге чешем, когда как щелкнет у меня вдруг в башке: СТОП! Я на автомате тормознул и Радия цапнул. А сам глаза разул и по сторонам взглядом зашарил.
- Ё! – смешно сказать, Радий первым опасность углядел. Оказывается, вдалеке на дороге стоял зловещего вида зверь – не то хряк, не то какой-то упырь. Стоял он к нам боком и жутким своим рылом в чем-то темном ковырялся. К счастью, хряк очень был этим занятием увлечен, иначе следующим его занятием стали бы уже мы. Наверное, новичкам и вправду везет. Тихо-тихо, осторожно-осторожно сползли мы с дороги и спрятались за кустом. Пока зверь не растворился в серо-зеленом пейзаже, никто из нас не шелохнулся и звука не издал. Сидели два дурака и сжимали в руках, у кого что было: Радий – прут, я – топор. Хорошо, хоть ума хватило их не выкинуть. А за пистолетом лезть в карман я не рискнул. Куст – это вам не стена: вдруг, тварь повернется, да и заметит мое движение? Но втихаря я себя последними словами костерил, что оружие так по-дурацки спрятал.
После этого случая больше мы по Зоне так беспечно уже не ходили.
Когда путь освободился, по дороге все равно решили не идти, чтоб лишний раз не отсвечивать, а направились параллельно – крадучись, на полусогнутых. Чувство незащищенности было острым, как приступ аппендицита. Или как будто ты на морозе вдруг голяком оказался. Такие какие-то ощущения. Дошло до нас наконец по-настоящему, что мы в Зоне, в Зо-не, вот и дергались, как подорванные, от любого шума.
Когда проголодались, уселись за каким-то толстенным деревом и быстро, молча перекусили. Оказалось, еды мы взяли как-то маловато, а воды – еще меньше. Правда, снова порадовал Радиев «Non stop», но он оказался последним. А еду мы распределили на крохотные порции в надежде растянуть подольше.
Вроде бы, должны были мы после такого приключеньица поумнеть. Но дурь – она, как известно, неистребима. И когда мы вдалеке тварюгу страшную заметили (морда – жуть, пасть – во, в плечах – как буйвол, псевдособака называется), я остановился и плавненько пистолет свой достал. Смотрю – Радий аж побелел, глаза на меня вытращил, типа, не дергайся, придурок! А я монстра в прицел пытаюсь поймать. Во рту пересохло, и сердце колотится, как бешенное. Очень мне не хотелось снова такую жалкую беспомощность испытывать, как в прошлый раз. Все, думаю, если гадина к нам направится – пристрелю. И тут как раз зверь уши навострил и башку свою отвратную в нашу сторону повернул. Я дыхание затаил. Далеко, конечно. Но все равно. Тут Радий - беззвучно так, одними губами: «Не надо!» Глянул на псевдособаку, а она уже отвернулась и чешет куда-то по своим делам. Только она из виду скрылась, Радий налетел на меня чуть ли не с кулаками.
- Идиот! – кричит. - Ты нас чуть не угробил! Если б ты промазал – а ты промазал бы, будь уверен, - эта тварь сожрала бы нас живьем!
Ну, я тоже окрысился.
- А что, лучше было просто мордой в землю уткнуться и скулить?! Тут ведь топором явно не отмахаться! Раз уж есть оружие, значит…
- Не, ну ты совсем тупой, что ли, а, Эппл?! Ты ж не снайпер! Понял, нет? Ты, пока не припрет, за пушку не хватайся! Иначе нам точно трындец!
- А когда, интересно, нас может припереть? Когда она головой твоей подавится, что ли?
- Может, и не подавится, если ты палить не начнешь!
- А я и не палил!
Тут Радий немного поостыл.
- Слушай, - говорит, - Пит. Я понимаю, если понадобится, тебе придется стрелять. Попадешь ты тогда, или нет – это уж как выйдет. Но я тебя серьезно прошу: не нарывайся. Пока что нам, чтобы выжить, надо как можно более незаметными быть. А геройство ты бы отложил, до лучших времен.
Не, ну вы видели? Учитель невежд и наставник младенцев выискался!
- Умный, да? Посмотрим, как ты задергаешься, если я пулю вовремя выпустить не успею, все буду лучших времен ждать, – отвечаю сердито, но как бы для проформы. Не могу я на него долго злится. Не получается.
- Значит, договорились, - с этими словами Радий повернулся и вперед почапал. С серьезным таким видоном.
Эх, тут-то меня интуиция моя и подвела. Да что - интуиция! Просто на рожу его шибко правильную достаточно было внимательно посмотреть, чтобы понять: быть беде. Но меня все больше другой вопрос занимал: как не промахнуться, когда от этого жизнь наша зависеть будет. Хуже всего, что прав Радий был, прав, гад. Оружие для меня – соблазн, а пользоваться им я совершенно не умею…
- Оп-па, - это, пока я мрачную думу думал, Радий опять заметил чего-то.
Смотрю: перед нами – два холма, а между ними - ложбинка. Там, в дальней ее части, дом какой-то виднеется. Трехэтажный, из темного красного кирпича. На нижнем этаже окна (высокие, так сейчас не строят) закрашены мелом. К старомодным дверям несколько ступенек ведет. И ручка на них еще такая массивная, медная, наверное. Почему-то сразу представилось, с какой натугой пришлось бы тянуть, чтобы двери эти открыть, а в ладонь бы еще узор на ручке вдавливался. Странно, как это я все углядел отсюда: дом-то не близко, к тому же, виден вроде как сквозь какое-то марево. И вообще, откуда в Зоне такой странный дом? К нему, вон, и дороги никакой нет. Такому зданию место где-нибудь в старой части Питера или Москвы, Киева, может быть… но вряд ли. А оно стоит почему-то здесь, притом – прямо на траве, и вокруг не видно ни двора, ни просто хотя бы тропинки. Каменные ступени стебли оплетают, сухие, коричневато-желтые; стебли сухие, а вокруг все еще зеленое… Стоп, думаю. Чего это со мной? Наваждение какое-то. Не могу я все это заметить отсюда, просто физически не могу. И что там за марево такое? Может, это вообще – мираж? Интересно, Радий то же самое видит?
Посмотрел я на него – и вздрогнул. Не человек, а тень просто. Серый какой-то, только глаза блестят. Болезненно так, как у припадочного. Стоит, и медленно взгляд переводит с дома на какую-то фигню, на которую я вообще внимания не обратил. Оказывается, марево совсем не просто так было. На одном из холмов лежала непонятная штуковина, круглая, золотистая. Не, я не так выразился. Не лежала, а висела. Сантиметрах в двадцати над землей. И лениво вращалась. А сразу за ней пространство менялось, струилось и плавилось. Там, в этом пространстве, и стояло здание – внутри, на особой какой-то территории.
- Что за…? - У меня даже дыхание перехватило. – Радий! Это ж… Оно ж… Быть не может…
- Не может, - тихо согласился Радий, быстро на меня глянув.
- Ты знаешь… что это за хреновина? А?
- Не, не знаю.
- Аномалия, что ли, неизвестная? С новым артефактом? Антигравитационным! Круто, да?
Никакой реакции.
- Радий, ты чего?
Он взглянул на меня – тревожно, пристально:
- А Здание… Ты Здание видишь, Пит?
- Ясное дело. Странный какой-то дом, как считаешь?
- Это не дом, а Здание. Ты… оно тебе ничего не напоминает?
- Дом, здание – один хрен. А что оно мне напоминать должно?
- Темный ты…
- Блин, давай не сейчас, а? Скажи, если знаешь. Это что, какое-то историческое место, да?
- Историческое…? Ну… Не уверен. Но точно – плохое. Плохое место. – Он, вроде бы, оклемался наконец, и заговорил нормально. – Пит, тут может быть небезопасно. Не понимаю, как это мы смогли так близко подойти. Если я прав, то… Надо отсюда ноги уносить, и поскорей. Шаг в шаг мы вернуться, скорее всего, не сумеем. Вот что. Давай параллельным курсом к дороге будем пробираться. Ты туда камешки, коробки кидай, а я – сюда буду. Тут, знаешь, круто зацепить может. Так хоть - чтоб не обоих вместе… Только, главное, подальше от этой аномалии держись. Идет?
- А… как же эта штуковина? Ну, которая летает… Вращается?
- Есть у меня на ее счет одна идея. Расскажу, только давай отойдем. Говорю же, опасно здесь.
- Опасно? Ничего же, вроде… Подожди! Радиация, да? Здесь радиация?!
Меня охватила паника и, когда Радий мрачно кивнул со словами «И не только», я попался, как последний лох.
- Блин! Чего ж ты сразу не сказал! Линяем, в темпе. Я пошел! – с этими словами я выудил из кармана коробок и, дурак-дураком, послушно бросил его в траву.
- У меня все нормально, - крикнул я, подбирая свою импровизированную «гайку» и швыряя ее дальше. – Ты как?
Радий промычал что-то утвердительное и зашуршал травой. Но мысль про радиацию распрямила, видно, мою последнюю извилину. В общем, когда я догадался обернуться, он уже подбирался к золотистому артефакту. Радий карабкался по холму, цепляясь за траву, и вид у него был полностью невменяемый. Все ведь, сволочь, правильно рассчитал. Конечно, я бы не поперся за этой хренью, и ему бы тоже не дал. Стоял бы, телился, но потом все-таки свалил бы. Любознательность – хорошо, а жизнь – лучше. Но не для Радия, но не в таком случае.
В общем, Радий лез за артефактом, а мираж приветливо распахивался ему навстречу. Я видел, как приближался этот проклятый дом (или здание), как нереальную четкость принимали его красные старые кирпичи, и слепые окна, и тяжелая дверь… По ушам резанул отчаянный крик – мой собственный. НЕ УСПЕЮ! Это я понимал с самого начала. Когда бежал обратно по спутанной траве, когда карабкался на долбанный холм. В голове стучало одно: если выживем – убью. И когда Радий зачарованно поднял артефакт, я тоже понимал, что делаю, хватаясь за его одежду. Как не понимать. Марево-то уже было не в ложбинке, а вокруг него, Радия. Последнее, что я увидел перед последующими событиями – это его бездонные, полные почти священного трепета, глаза.
И понеслось.