"Они имеют власть затворить небо, чтобы не шел дождь на землю во дни пророчествования их; и имеют власть над водами, превращая их в кровь, и поражать землю всякою язвою, когда только захотят. И когда кончат они свидетельство свое, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убъет их, и трупы их оставит на улицах великого города...." (Откровение от Иоанна)

Экспертно-криминалистическое отделение ГУ МВД Украины

Справка эксперта №20212
Представленная на экспертизу биметаллическая гильза от патрона 9Х18мм ПМ, имеет на наружном дне цифры 138 и 88, соотвествующие номеру завода-изготовителя и году изготовления, соответственно.

Проведенным анализом, был выявлен ряд характерных признаков: веерообразный след скольжения, расположеный на корпусе гильзы на расстоянии 7мм от дна, ориентированный на 4 часа по циферблату (данный след образуется от касания гильзы о правую губу магазина при эжекции), а также характерные следы от бойка ударника и отрожателя, соответствующих определенной модели оружия (ПМ).
Что в совокупности позволяет сделать заключение: данная гильза отстреляна из пистолета "ПМ" 9мм.

По архивным данным криминалистической гильзотеки МВД Украины, индивидуальный след ударника на гильзе, характеризующий определенно-зафиксированое оружие из которго был произведен выстрел, не был ранее отмечен, как аналогичный представленному на экспертизу.
Вывод: оружие из которого был призведен выстрел, в экспертно-криминалистическом отделе МВД Украины, фигурирует впервые.

Зона Салам!

Май 2005 года

— «Салам Бача!»
Человек смотрел дерзким веселым взглядом, однако в глазах читался опыт прожитых лет.
Сергей вздрогнул и медленно обернулся. Выцветший тельник, под вытянутым свитером, обветренное лицо, коричневый загар. Лицо чужое, но в то же время такое узнаваемое.
— «Ну, салам. Шурави», — помедлив немного ответил Сергей. «Бача» — малыш, «шурави» — друг, это фарси. Или пушту, — язык далекого Афганистана, пришедший в наш мир с друзьями и братьям, побывавших ТАМ, с их песнями и стонами, тостами и болью. Той первой по-настоящему большой болью после Великой отечественной войны.

Глаза незнакомца на миг сузились, а потом вспыхнули тем особенным огнем, что характерен для них — «подранков войны», птенцов всех «точек» бывшего Союза.

— «За речкой был. или так просто?» Человек, мужчина лет пятидесяти, медленно достал початую пачку Примы, щелчком ногтя выбив папиросу.
— «Таджико-Афганская застава. Погранец я» — устало ответил Сергей, достал спички и в свою очередь вопросительно посмотрел на собеседника. Тот же, неспешно продув конец папиросы, прикурил от протянутой спички и пряча табачный огонек в ладони, сказал — «Смотрю стоишь, а дождик вон как зарядил, автобус — когда он теперь будет? А я могу подбросить» И опережая вопрос Сергея, добавил — «ну а раз Афганец, точно договоримся!» Они сели в помнивший еще брежневскую оттепель, «москвич», дворники уныло скрипнули смахивая крупные капли со стекла, и прежде чем тронуться, водитель протянул Сергею широкую ладонь, — «Николай!».
Потом Сергей Сокольских, со звучным армейским погонялом «Птица», долго еще думал об этой встрече. Как бы оно тогда обернулось, не опоздай он тогда на автобус и не застрянь под майским дождем на одинокой, продуваемой холодным весенним ветром, остановке. Все могло бы быть иначе, но как известно, лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, чего ты так никогда и не смог. И Сергей не жалел. Старался не жалеть.

До города ехали долго, раскисшие поля, асфальт «царя Гороха» и непрекращающийся дождь располагают к неторопливой беседе. Говорил в основном Николай, вспоминая то неурожай, то бывшую жену, добрался и до последнего «генсека». А оттуда на Афган. Газни, Шинданд, Кандагар и Баграм — полный набор. Потом о том, что после было. Как «рыжье» мыл на золотых приисках Магадана, пытаясь скопить на кооперативную квартиру, как чуть не сгинул там, от лихого «босяцкого» пера. Как все шло не в лад, — «хоть жилы рвал и трудностей не боялся». А потом был срок. За спекуляцию. Уже находясь под подпиской «о невыезде», продал все что имел, и таки откупившись, ухитрился получить «условно». А через полгода, Союз развалился, как не обожженный глиняный горшок, и вчерашние «спекулянты» стали «предпренимателями», ловко войдя в новую, дикую жизнь рыночного капитализма. И тогда он, Николай, фактически бомжом, поехал в Чернобыль. «Там как раз все начиналось».
-«А что начиналось? Чернобыль-то в 86-ом был» — автоматически подумал Сергей, но вслух ничего не сказал.
-«Вернулся оттуда, чудом или нет, но кое что привез,» — Коля афганец загадочно подмигнул, -«вобщем мало-мало, а на домишко хватило, машина опять же Можно и поболее конечно было, да как говорится, жадность губит фраера, мне хватает, а больше и не надо.»
Так и доехали до города. Заночевали у Николая, — деньги за подвоз брать с Птицы, он категорически отказался, а вот в дом пригласил.
-«Уважь браток, один я межуюсь, поболтать и то не с кем. А так хоть поговорим, выпьем. Тебе ведь все равно наверное идти некуда. Сергей вопросительно вскинул бровь, а потом махнул рукой, — дела шли совсем хуже некуда, даже незнакомые люди безошибочно определяли его бедственный статус. Не так чтоб сразу конечно, но все же.
Всех перепитей свой судьбы, Сергей Сокольских рассказать не мог, да и не хотел. Одно верно, перспектив нет, нормальной работы тоже. В кармане денег — только на билет, на номер в самой задрипанной гостинице, да пара бумаг-поручений, из-за которых, в надежде заработать, он и мотался уже вторую неделю. По незнакомым местам и неприветливым людям. Все началось с месяц назад, когда и так, не располагавшая к нему удача, окончательно повернулась к Сереге задницей. Проблемы накапливались одна за другой, толпились на пороге, а потом бесцеремонно вваливались в его жизнь. Долги, внезапно разросшиеся до чудовищных размеров, смерть отца, увольнение из НИИ, где достаточно долго проработал электриком, а вот теперь еще и из редакции поперли. Не то чтобы там большие деньги платили, но все-же, на хлеб без масла зарабатывал. Чтоб как-то выкрутится, он устроился курьером, исполняя занудные и зачастую, какие-то темные поручения своих работодателей. Впрочем выбирать не приходилось.

Было уже около трех ночи, когда первая бутылка стояла пустой, а вторая не заканчивалась. И тогда, посуровевший Николай, опершись на край некогда, полированного стола, спросил — «Помнишь, я тебе сегодня про Чернобыль рассказывал? Про землю украинскую , многострадальную?» Сергей, внезапно прояснившейся головой, словно почувствовав что-то, осторожно кивнул. Глядя ему в глаза, бывший воин-интернационалист Николай, внезапно трезвым голосом сказал -«В Зону тебе , Сережа, надо!» И глядя на обалдевшего от такого абсурдного заявления Птицу, разлив водку по стаканам, добавил — «Вот о ней, я тебе сейчас и поведаю» — закончил свою фразу Шурави.


Так, не «РД-54» конечно, но тоже сойдет. Расправив пустой, небольшого размера рюкзак, он стал укладывать вещи. На дно упали солдатские ботинки — «берцы, ношеные и стоптанные, но тем и лучше, в новых — пока разносишь, нога быстрее сотрется и устанет. Дальше теплый свитер, спортивный костюм попроще, шерстяные носки( стопа не преет и не мерзнет) и подумав добавил портянки. Отдельно, завернув в мятый пакет, положил туристическую штормовку с брюками, из плотной непромокаемой палаточной ткани. К сожалению, армейский костюм — «горку», незаменимую как предмет снаряжения для таких вот случаев, достать не удалось. Так что пришлось ограничится ее гражданским аналогом. Впрочем, автоматные и гранатный подсумки, пока ему были ни к чему , поэтому можно было обойтись и тем что было. По крайней мере на первых порах. Далее последовал дачный гамак миниатюрного размера, в свернутом состоянии помещавшийся в пивную, жестяную банку. Кусок клеенки и бухта хорошей альпинистской веревки. Она, да еще и видеокамера, обошлись ему дороже всего. Менеджер дорого магазина «Экстремальный туризм» сообщил, что несмотря на небольшую толщину, данным тросом можно буксировать трактор, — «такие нынче технологии», заявил многозначительно продавец, заметив удивление и недоверчивость покупателя. Последней легла аптечка, внутри обычного набора медикаментов и бинтов, лежали новенький стетоскоп и полОтна лобзика.
Плотно набитый рюкзак, в свою очередь, улегся в более вместимую, объемистую спортивную сумку, с выцветшей надписью «Олимпиада 80». С ее левого бока грустно улыбался облезлый олимпийский мишка, а с правого, краской почему-то накарябано «Фергана». Сумку, Сергей приобрел за бесценок на ближайшей барахолке. Это здесь она бросалась в глаза своей ущербностью, а там куда он ехал, она была обычной и непримечательной вещью. В предстоящей поездке, чужой интерес ему был совсем не нужен.

В сумку же, положил рыболовную сеть, моток с леской, крючки и колокольчики, поплавки и другую рыболовную снасть. Потом добавил малую саперную лопату, матерчатый чехол которой, скрывал остро заточенную миллиметровую сталь, таблетки сухого спирта, фонарь с самодельным светофильтром — куском прозрачного синего пластика, свет такого фонаря не виден издали, но вполне удобен для личного пользования.
Уложил нехитрый запас продовольствия — чай, кофе, шоколад, упаковку с перловой крупой, галеты и сушеный овощи. В отдельный карман — охотничьи спички, которые горят даже под водой, соль, сахар и пакет, содержимое которого представляло собой молотый черный перец, густо перемешанный с дешевым табаком.

Затем, он спрятал в глубине вещей нож, купленный в магазине охоты и рыбалки. 12-ти сантиметровый клинок, толщиной в два миллиметра , по длине явно превосходил ширину ладони, — неофициальное мерило для отечественной милиции, в отношении холодного оружия. Также нож имел упор для пальца, иначе — гарду, и ко всему прочему — обоюдоострую заточку, что явно подводило владельца под уголовную статью. Оружие не имело ярко выраженного устрашающего вида, — ни страшной пилы-стропореза, ни хищного изгиба на конце клинка. Но профессионал сразу бы оценил всю опасность, от невзрачного своею простотой инструмента. Сталь, как уверял воровато оглядывавшийся торговец, была одной из лучших. Таким ножом одинаково удобно резать хлеб, людей, строгать древесину. А от Ментов всегда и откупится можно, решил тогда Сергей и приобрел себе «средство последнего шанса».

Сокольских аккуратно уложил завернутую в полотенце полупрофессиональную видеокамеру «Sony», с комплектом запасных батареек и зарядным устройством.
Осталась не менее важная часть. Документы «прикрытия», — папка бланков с нанесенными печатями, липовые направления с реквизитами, — все краденое Серегой на «дембельский аккорд» с родного НИИ.

Отдельно положил «удостоверение корреспондента», также заполненное самим Сокольских , и таким же образом похищенное из стопки незаполненных ксив «пресса», в редакции, где он когда-то промышлял «внештатным спортивным обозревателем».
Все вещи были тщательно упакованы и уложены, можно было двигаться в путь. Он взял сумку, прошелся с нею по комнате. Потом придирчиво осмотрел себя в зеркало. Обычный парень 27-ти семи лет, уроженец своего города, устало-серьезный взгляд какого-нибудь работяги с оборонного завода. Старенькие кроссовки синие вылинявшие джинсы с лохматыми нитками, вязаный свитер и спортивная куртка с капюшоном. Ничего особенного, лицо толпы, одежда масс.

Птица вздохнул, подтянув на поясе ремень, и незаметно пробежался пальцами по талии, там, где джинсовая ткань шва, скрывала обернутую вдоль тела гитарную струну, потом пощупал строчку заднего кармана, в вспоротой бритвой складке, лежал ключ от наручников, — обычно типовых ментовских браслетов. Береженого Бог бережет.
Сергей огляделся напоследок — в пустой квартире, из мебели осталась только старая рухлядь, все остальное было вынесено и продано. За немалый процент, его жилплощадь, в реальности принадлежащая государству, в кратчайшие сроки была неведомо-темным образом приватизирована, и продана новым, ничего не подозревающим об этой махинации владельцам. Данное «мероприятие» квалифицировалось в УК РФ как «мошенничество», и каралось сроком до восьми лет. На вырученные деньги, Сергей рассчитался с долгами, где уже во всю бандитскую мощь тикал кабальный счетчик, закупил снаряжение и амуницию, а также приобрел билеты на сегодняшний поезд. Он не обирался больше сюда возвращаться, так как чувствовал, что в его жизни произошел какой-то поворот. Еще не зная, что его ждет ТАМ, он уходил отсюда навсегда. В последний раз окинув взглядом квартиру, он закинул сумку за спину и вышел на лестничную клетку. Бросив ключи от входной двери в почтовый ящик, человек с лицом «толпы», не оборачиваясь, зашагал к железнодорожному вокзалу.

«Вот такая брат, штука, эта Зона». — Николай устало мял желтыми от табака пальцами, папиросу. — «И колючка там есть и заборы. И солдаты вертухаи, и уголовный элемент встречается. Да только там все наоборот, в тюрьмах хода нет оттуда, а в эту нет туда. А она тянет родимая, манит и завлекает, привязывая к себе навсегда. Много там непонятного и оттого страшного, сколь народу сгинуло — не счесть. Но и желающих попасть туда — не меньше. И обретаются вокруг нее разные. Одни, как волки в одиночку ходят, другие гиенами в стаи сбиваются, кто честно промышляет, кто шакалит, всякие есть. И дураки и умники, и фанатики и сектанты, одни безобидны, а другие много жутких слухов, впрочем чего сам не видал, брехать не буду, поедешь — сам наслушаешся».

Он взял две спички, сложил головками одну чуть ниже другой, и чиркнув о коричневый бок коробка, прикурил. Серные спичечные навершия вспыхнули поочередно, так, что хоть дождь, хоть ветер, — прикурить успеешь, и выжидающе посмотрел на Сокольских.
Сергей задумчиво рассматривал водочную этикетку, словно надеясь найти и прочитать в ней ответ. В этот вечер на него, словно селевой лавиной обрушились откровения сидящего перед ним человека, и как бы ни бредово звучали его слова, как ни мутил хмель сознание, сказанное вытряхнуло, переворошило молодую, но уже покалеченную душу бывшего пограничника.

-«А почему я?» — наконец спросил он.

-«А ты, Сережа, фартовый» — ничуть не смутясь ответил Николай.

-«Да уж.» — Сергей с сомнением бросил взгляд на свои протертые штаны и стоптанные мятые кроссовки, с двумя разными шнурками.

«Нет парень, я конечно тебя лично не знаю, тут твоя правда, а вот людей вообще — насквозь вижу! И о тебе, как человеке, многое сказать могу. Вот ты думаешь, это я тебе случайно говорю, о Зоне-то? Вот может я и сам думаю, что — случайно, ан нет! Это Зона тебя к себе зовет, — через меня. Она моими глазами видит и знак подает. — Этот!. Все кто там побывали, в себе ее печать несут, хотят они того или нет. И рыщут по миру гонцы её горемычные, волю исполняют, слово Её несут.»
Было уже светло, когда майский ветер ворвался в окно, стукнул о стены раскисшей от старости форточкой и разметал по столу все ночные запахи и папиросный пепел.
-«Ну так что», -внезапно нарушая долгую тишину, спросил Николай, — «поедешь Туда, или я тебя не убедил?».

Сокольских посмотрел на такую же пустую и мятую, как и его жизнь, пачку «Примы», и глухо, как в пересохший колодец, ответил -«да хоть завтра».
Афганец удовлетворенно кивнул и торопливо начал прибирать со стола.
В Зону Сергей поехал только через три месяца. В течении лета, он ругал себя за торопливо принятое решение, но жизнь словно сама подталкивала его к той пропасти, что корнями уходила в Чернобыльские события далекого 86-го года. Дела шли все хуже, концы надежд поочередно лопались, как стальные тросы во время шторма, и осенью, в ее золотую, ласковую пору, он принял решение отдаться в руки судьбы. Спорить с нею он уже не мог, да и просто, по-человечески устал.